– Другие идеи, да… Давай в Калининград, вот прямо завтра. Нет, послезавтра, завтра я хочу к отцу заехать. В прошлый раз его дома не было, а я хотел с ним поговорить.
– Поговорить? – Лара опять поглядела на Зимина странно.
– Ну да. Хотел у него одну штуку спросить. В прошлый раз, когда я к нему заглядывал, он мне одну штуку показывал…
– Показывал? – спросила Лара.
– Ну да. Короче, мне надо с ним поговорить, а дозвониться опять не могу. Такое впечатление, что это в целый мир ударила молния. Даже Евсееву не могу дозвониться.
– Кому?
– Евсееву. Ты его не знаешь, мы вместе остров держим в «Пиратском берегу», он там Алехандро Тич… Ладно. Можно ехать?
– Да, можно ехать.
Зимин выбрался из кровати и, стараясь не смотреть особо по сторонам, поспешил к выходу, но все равно увидеть успел – плакат «Тифозная вошь: уроки гигиены», обшарпанные подоконники, крысобойку на взводе, фикус с подозрительно обкусанными листьями, унылую протяженность бытия, Зимин шагал по этим тоскливым коридорам, обнаруживая в себе все больше признаков ударения молнией.
Лара шагала рядом.
Зимину было стыдно перед ней. Все это выглядело… Черт знает как. Кретински.
Они вышли из больницы на крыльцо. Больница располагалась в лесу, не в парке, а в самом настоящем лесу. Зимин отметил, что тут, в общем-то, неплохо. Деревья, воздух, лежать можно. Лечения, правда, наверняка никакого, но тут и воздух лечит.
– Ты тут три дня провалялся, – сообщила Лара. – И все три дня проспал. Отдохнул?
– Пожалуй.
Зимин почувствовал, что он на самом деле отдохнул. Или молнией это подзарядило?
– Выглядишь неплохо, кстати, – Лара достала расческу. – Совсем неплохо, как новенький почти.
Зимин упрямо причесался рукой.
– Ну? – спросил он. – Что теперь?
– Теперь домой. Пару дней отдохнем…
Лара поглядела в небо.
Погода не очень хорошая, отметил Зимин. Здесь тоже не очень хорошая, а уж дома… Он вспомнил про ливни и поежился, возвращаться в ливни не хотелось, он вырвался из них, и теперь обратно…
А еще в него, кажется, ударила молния.
Возле ворот больницы дожидалась зеленая «шестерка», которую Зимин немедленно узнал по милицейской фуражке, лежащей под задним стеклом. Дядя Вася, пенсионер, вурдалак.
– Проводник, чаю… – пробормотал Зимин.
– Что? – не поняла Лара.
– Почему молния ударила именно в меня?
– Это знак, – подмигнула Лара. – Ты отмечен стариком Одином. Скоро начнешь исцелять наложением рук. Или пчелами. Вон дядя Вася увлекся апитерапией, он и тебе привез пчелок, говорит, от молнии прекрасно помогает.
– Пусть сам себя жалит, а мне и так хорошо.
Дядю Васю он не любил – это раз, в «Жигулях» он не любил ездить – ноги не вытянешь – это два, кроме того… Впрочем, и этого было больше чем достаточно.
– Другой машины что, не было?
– Да ему по пути, – объяснила Лара. – Он сюда за литьем ездил, вот я и подумала…
Зимину не хотелось вступать в разборки, и он решил, что потерпит дядю Васю некоторое время. В конце концов, дядя Вася – как раз в тему, ну вот всей этой жизни. В которой ты хотел прыгать с парашютом, нырять к Барьерному рифу и гнать на «Харлее» через Оклахому, и в которой ты выбираешь дачу, клеишь обои и беседуешь с дядей Васей о дизайне ульев.
– А сколько до дома? – спросил он.
– Шесть часов примерно. На поезде дольше, там ночью почти четыре часа ждать надо…
– Ладно, поехали, – Зимин поморщился.
Они подошли к машине.
Лара устроилась на переднем сиденье, Зимин перебрался на заднее.
– Привет, Салтыков-Щедрин, – хмыкнул дядя Вася. – Правда, что ли, – тебя молнией долбануло?
Зимин промолчал.
– Да ты и так долбанутый был, теперь совсем плохой станешь, – сказал дядя Вася и стал запускать мотор.
Зимин отметил с удовольствием, что мотор запускается плохо, едва-едва, и сказал:
– Да, жаль, что программу утилизации отменили.
Дядя Вася скрежетнул зубами, и двигатель все-таки запустился. Машина тронулась тяжело, Зимин услышал, как грохотнули в багажнике колосники и прочие скобяные изделия. «Жигуль» затрясся по гравийке. Зимин постарался расположиться чуть наискосок, но заднее сиденье оказалось заполнено комплектами постельного белья и войлоковыми буденовками для бани. Зимин скособочился и подумал, что в ткани бытия зияют явные прорехи – вот совсем недавно он встретил в лесу дракона – и вот почти безо всякого перехода он едет в ржавом автомобиле с дядей Васей.
Впрочем, возможно, это его на самом деле ударила молния. И на самом деле он лежит где-нибудь в больнице в состоянии перманентной комы. Или вообще, может быть, его убили еще тогда, в детстве, и теперь длится, и длится, и длится, и длится этот причудливый и мучительный морок, который он воспринимает как жизнь, а на самом деле это вовсе не жизнь, Кокосов прав. С чего он, Зимин, решил, что вот это жизнь? Дядя Вася.
Лара обернулась и посмотрела на него, и улыбнулась. И Зимин подумал, что, наверное, все-таки жизнь, точно, жизнь, определенно, жизнь.
Дядя Вася закурил очередную папиросу и сообщил: