«Юнга почитай, – посоветовал он, затем оглядел Дениса с головы до ног и прибавил: – Или Фрейда».
«А не пошел бы ты?.. Думаешь, я не понимаю, с чего этакая борзость? На их защиту надеешься». Кровь бросилась к лицу и застучала в висках. Кулаки сжались сами собой. Пламя вспыхнуло чуть ли не до неба, но не принесло вреда ни ему самому, ни собеседнику.
«Их в твоей голове нет, – заявил Никита. – И не будет больше. Ты конкретно задолбал их своими выкрутасами. Головы у всех чугунные после ваших встреч».
«Вернее, одна – общая на всех».
Никита откусил от сардельки, сплюнул и кинул ее в огонь, сказав:
«Они едины, но индивидуальны. Ты просто не осознаешь этого».
«Не дорос умом, в школе не учился, классиков не читал, книжки наизусть не цитирую, – огрызнулся Денис. – Говори, зачем я здесь. Мог бы сам прийти, кстати».
«Долго. – Никита перевел на него взгляд необычных глаз. Возле зрачка располагалось „кольцо“ карего оттенка, по краю радужки – серого. Мгновение, и они менялись местами. Каждый раз Денис не мог уловить момент перехода. Подобное раздражало еще сильнее завязавшегося разговора. – Их беспокоят ДЫРЫ».
Пламя опало мгновенно, а на голову словно вылили ведро ледяной воды. Все его переживания и гнев улеглись – и все из-за упоминания этого ранее не встречавшегося в Периметре явления. Даже драться с Никитой расхотелось. Денис тотчас понял, о чем тот говорит: область реального пространства, спонтанно возникшая в Периметре, беспокоила и его. Пребывание в ней слишком походило на сон после сильного опьянения. Несколько научных групп докладывали о таких же дырах и очень похожих симптомах у тех, кому не повезло в них попасть, пусть они и были в разы слабее, чем испытанные Денисом.
«ИИЗ не проводит экспериментов по угнетению Зоны, – сказал он, пытаясь убедить не столько Никиту, сколько себя самого. – Но…»
«Это не саморазрушение, а разрушение!» – «подумали» они одновременно и замолкли – тоже.
Кто-то целенаправленно уничтожал аномалию, новую биосистему (или, скорее, антибиологическую систему) Москвы, ковырял в ней дыры, высверливал «плоть» Зоны. Если бы Денис позволил себе прислушаться, наверняка ощутил бы стон того, что вряд ли обладало разумностью, подвластной людскому пониманию, но точно существовало, развивалось и не желало погибать.
«Эмионики желают разорвать договор?» – спросил он. Подобное не казалось важным в сравнении с происходящим, но точно могло бы повлечь многие последствия.
А еще Денис чувствовал жалость. Будучи не совсем человеком, он мог сколько угодно ненавидеть эмиоников или Зону в целом, хотеть ее угнетения, но желать уничтожения… все же нет. Он и представить себе не мог подобного. Зона являлась врагом, но тем самым, о котором недавно говорил Ворон: любимым, лучшим во всем и в какой-то мере добрым к нему.
Зона не позволяла своим проявлениям и порождениям нападать на Дениса и как-либо вредить. Его не касались даже самые агрессивные аномалии. Зона считала его своим. И такой свободы, силы и могущества, как в Периметре, он не чувствовал нигде и никогда. Для него Зона оставалась воплощенной мечтой, миром, в котором все возможно. Более того – псевдореальностью, в которой Денису отводилось место демиурга, и не важно, что он сам отказывался от него.
Реальность в сравнении с Зоной выглядела откровенно пресно и неприглядно. Она обволакивала голову ватой и душным одеялом. С годами Денис научился жить в ней, приспособился, но не полюбил. Пожалуй, не будь рядом Ворона в первые годы после его ухода из «Доверия», он действительно ушел бы. Потому он и понимал, и по-своему принимал Москву такой, какой та стала, вместе с тем злясь на Никиту, у которого как раз не случалось никакой философско-нравственной «вилки». Никита не морочил себе голову на тему «тварь я или человек», он самостоятельно выбрал Москву, жил в ней и не слишком стремился возвращаться, а еще он не любил людей, пусть и никогда не говорил об этом.
«Они обеспокоены».
Денис кивнул. Он и сам тревожился по поводу Зоны. Конечно, ее устранение было назначено правительством на будущий год, но на самом деле в это не верили уже даже пенсионеры. И вот она может исчезнуть… погибнуть.
«Я знаю, ваши яйцеголовые обязательно продвинут идею о том, что аномалия пожирает сама себя, но…» – начал Никита, однако Денис перебил его:
«Но чернобыльской Зоне намного больше лет, и ни разу в ней ничего подобного не замечалось».
«Именно! – Никита кивнул. – Потому и утверждаю: кто-то морит Ее специально. Они слышат. Да ладно, я сам ощущаю это каждую секунду!»
Я тоже – хотел бы «сказать» Денис, но вовремя осекся.
«Говорю же: мы не…» – «подумал» он вместо этого.
«Люди, – прервал его Никита, и стоило Денису замолчать, продолжил: – Для НИХ все люди на одно лицо, как и для вас ОНИ».
Денис как-то сразу почувствовал, что в мысленной речи у «них» все литеры заглавные. Никита всех эмиоников звал «они», если имел в виду их индивидуальности, и «ОНИ», если говорил как об общности с единым разумом.
«И ты тоже?» – спросил Денис.