В этом большом жилом помещении, рассчитанном на сорок человек, он находился не один. На соседних койках валялись командир первой роты поручик по адмиралтейству Шахназаров, командир взвода связи и радиотехнического контроля подпоручик по адмиралтейству Александров, и заместитель командира первого взвода роты разведки морской подпрапорщик Ивельский. Все они и командир батальона в том числе были раздеты до маскхалатов и разуты, но их обувь стояла рядом с кроватями, а вот оружие, бронежилеты и экипировка отсутствовали. Не было воды, еды и личных вещей. Впрочем, раз горела дежурная лампочка, значит по-прежнему работают генераторы и наверняка есть вода в душевых, так что от жажды они наверняка не помрут.
Муромец пошевелился, поднялся, сел на кровати свесив ноги и увидел, что все его подчинённые не спят и выглядят намного лучше, чем прежде. Впрочем, разглядывать офицеров было некогда, потому что отходы организма требовали выпустить их наружу. Пришлось пока не оконфузился перед подчинёнными бежать в солдатский нужник. Тут уж не до политесов. Сделав все свои дела, в нужнике даже туалетная бумага присутствовала, Муромец разделся до пояса и провёл лёгкие водные процедуры. Правда горячей воды не было, но подобные мелочи его давно не беспокоили.
Вернуться комбат едва успел, потому что залязгали запоры, и тяжёлая стальная дверь отворилась, впустив давешнюю красавицу и ещё одну девушку. Обе были вооружены автоматами неизвестной Муромцу модификации, но если у красавицы оружие небрежно висело стволом вниз, то невысокая темноволосая девушка наставила ствол автомата с длинным глушителем прямо на комбата.
- Добрый день господа. Господин полковник присядьте пожалуйста к своим бывшим подчинённым. Мне очень не хочется кричать на всю казарму, а нам необходимо серьёзно поговорить. – негромко произнесла светловолосая девушка.
- А я пока представлюсь. Меня зовут Светлая. Я заместитель командира отряда. Мою сопровождающую зовут Тайра. Боец отряда. Старший инструктор по физической подготовке. Инструктор по выживанию в экстремальных условиях. Обращаться к нам только по имени и на «ты». Все остальные обращения мы попросту не услышим.
Не делайте глупостей господа. Мои возможности вы все уже имели счастье лицезреть, но если не поймёте с первого раза, то Тайра отстрелит самому непонятливому какую-либо конечность. Поверьте, пока на слово она изумительно стреляет. Я конечно же отращу идиоту отстреленный отросток, но из активной жизни он выпадет минимум на три месяца, а вам придётся таскать его на руках.
- Вы издеваетесь сударыня? Как… – договорить Муромец не успел. Пуля выпущенная темноволосой оторвала ему левую мочку уха. Кровь брызнула как из недорезанной свиньи мгновенно залив плечо и рукав маскхалата. Боль настигла мозг комбата мгновением позже.
- Стоять! – рявкнула темноволосая, стремительно наведя автомат на вскочивших на ноги офицеров.
- Сесть или он получит пулю в живот. – офицеры опустились обратно на кровати с ненавистью глядя на девушек. Муромец в то же время смотрел на девушек, вполне доброжелательно не обращая внимания на хлещущую из порванного уха кровь. Ранения в уши всегда крайне кровавы, но комбата его ранение абсолютно не беспокоило, а мысли всё время переключались на светловолосую красавицу. Муромец видел только её и никого более. Даже мысли комбата были спокойны и благожелательны.
«Странно. Чего это они? Девчонки же такие милые и в своём праве. Он же и вправду неправильно назвал свою благодетельницу.
Светлая! Какое милое, чистое, благородное имя. И как оно идёт этой прелести. И боли уже совсем нет. И кровь перестала идти. И так стало хорошо. А она ещё и врач. У неё самая мирная профессия в мире – доктор. И какие лёгкие у неё руки – укола он даже не почувствовал.
Да. Конечно, я сяду рядом со своими офицерами. Я запомнил. Светлая и Тайра. Спасибо Светлая. Ты просто прелесть. Хорошо. Я буду ждать. И конечно же приведу себя в порядок. Ты только обязательно приходи». Наваждение потихоньку проходило и вернулись ощущения. Неприятно холодил рукав маскхалата, залитый его кровью, но боли совсем не было.
«Странно. Рана больше не кровоточит, а должно лить как из ведра. И его никто не перевязал». Муромец машинально потрогал мочку уха, которой не должно было быть и наконец поднял взгляд на своих офицеров. Выражения полнейшего изумления было на всех трёх лицах его подчинённых. Его рана не только мгновенно затянулась. Мочка уха была на месте, а девушки исчезли.
Надо ли говорить, что и в каких выражениях поведали комбату его подчинённые то, что произошло на их глазах всего несколькими минутами ранее? В приличном обществе за такие слова могут и лицо помять и на дуэль до смерти вызвать, но сейчас и у Муромца вырвались такие выражения что у девиц благородного происхождения произошёл бы психологический шок, совмещённый с неконтролируемыми мокрыми и грязными реакциями организма.