FANтастика

На складе приказано сменить форму. Усатый старшина приносит груду штанов и гимнастерок — все старое, застиранное, выгоревшее на солнце. Прорехи, дыры; не хватает половины пуговиц. Бисеров, подумав, надевает гимнастерку их самых ношеных, но зато аккуратно заштопанную. В тон подбирает остальное обмундирование. Затягивается ремнем. Меряет сапоги — кстати, тоже не новые. Добровольцы, ага.

Где же?.. Старшина больше не приходит. Бисеров чувствует себя странно — без нашивок и петлиц. Какое у него звание? Какие войска?

— Без знаков различия, — говорит Филипенко. — Привыкайте. Документы и награды потом сдадите мне — под роспись.

Старлей уходит. Тишина.

Десантники переглядываются, но никто не решается озвучить первым. Почему-то смотрят на Бисерова. Тогда сержант говорит:

— Мы, что — штрафники?

Все почему-то чувствуют облегчение. Хоть какая-то определенность.

Только разжалованные носят форму без нашивок. Вполне логично. Но и это предположение оказывается ошибочным, когда Бисеров обнаруживает на пилотке звездочку. И на остальных пилотках тоже.

Бля, думает сержант. А я ведь почти догадался.

2005

— Это мальчик, — обижается Гуля. Как можно спутать? — думает она. Девочки же совсем другие.

— Такой красивенький, — не сдается бабуся. Георгий нахохлился и смотрит с подозрением. Щеки как у хомяка, раскраснелись на морозе. Глаза голубые, брови нахмурены. Вылитый папа.

«Женщины после двадцати семи похожи на Маугли. Почему? Потому что они так же способны жить в браке, как Маугли — среди людей».

Пожалуй, думает Айгуль, за эти слова я злюсь на твоего папу больше всего. Слишком они похожи на правду.

Владлен вообразил себя человеком — и ушел.

Осталась маугли. С человечком на руках.

Айгуль вдруг словно что-то толкнуло в спину. Она повернулась. Моргнула. Показалось, нет? На мосту ей почудился человек в военной форме — как из старого фильма. Несмотря на холод, с непокрытой русой головой. Дыхание окутало человека кисейным облаком.

— Бомжей развелось! — говорит бабуся. — Прости господи.

????

— Какой год?! — орет Бисеров. — Какой, нахрен, сейчас год?!

Сержанта с трудом удерживают вчетвером. У Бисерова темпоральный шок, хотя он и слов-то таких не знает. Ничего, думает Филипенко, скоро оклемается. Мне нужен этот чертов две тыщи пятый год. Мне он позарез нужен.

— Спокойно, — говорит Филипенко. — Спокойно, боец. Сорок первый. Ты дома. Что видел?

— Женщину видел, — говорит Бисеров. — С коляской. Только она, кажется, меня испугалась.

У Филипенко застывают губы.

— С коляской? Красивая?

Сержант внезапно успокаивается. Откидывает голову, смотрит в потолок. Там покачивается на шнуре электрическая лампа. А еще выше, по бетонному перекрытию, идут силовые кабеля.

— Иди ты знаешь куда, — говорит Бисеров и отворачивается.

— Знаю, — говорит Филипенко.

II. Маугли

1942, февраль

— Ви хайст дизэс дорф? — спрашивает младший сержант Бисеров. Слова затвердевают, едва вылетев изо рта. Зубы онемели и звонкие; кажется, на них даже эмаль застыла. Пар дыхания липнет на ресницы.

— Как называется это село?

Бетонная стена лаборатории перед Бисеровым небрежно выкрашена белой водоэмульсионной краской. Или залита слоем глазури, как пасхальный кулич — в зависимости от воображения смотрящего. В животе у Бисерова урчит, так что за свое воображение сержант может быть спокоен. Вообще, это обманка: иней и потеки льда поверх облупившейся бежевой штукатурки, но выглядит… сладким.

Леденец, думает Бисеров. Потом говорит:

— Зи браухн кайнэ анкст цу хабн. Бальт комт ди рётэ арме.

Что в переводе означает: «Вам нечего бояться. Скоро придет Красная Армия». Сержанту не нравится немецкий — говоришь, словно булыжники жуешь. Но слова правильные.

Тем более, что к фрицам Красная Армия уже пришла. Поздно бояться.

— Повторяешь? Молодец.

Бисеров выпрямляется и видит на крыльце старшего политрука Момалыкина, Оки Басаровича.

— Вольно, — говорит Момалыкин. — Валя, слишь, ты утреннюю сводку слушал? Что там?

Бисеров рассказывает. Упорные бои в направлении Дрездена, наши войска форсировали Одер и закрепились на западном берегу. Несмотря на ожесточенное сопротивление противника, взяты и освобождены города: Мюнхеберг, Эркнер… Бисеров перечисляет еще с десяток и заканчивает победно: важный стратегический порт Пиллау!

Слегка озадаченный таким подробным отчетом политрук говорит:

— Э… спасибо.

Потом говорит:

— Война, слишь, скоро кончится, Валя. А мы с тобой здесь сидим. Обидно. Возьмут наши Берлин — и нет войны. Приедут домой, скажут: чего ж ты, Оки Басарыч, красный кавалерист, совсем Гитлера не бил? Где ты был, Оки, спросят? А мне даже, слишь, ответить нечего! Э, да что тут скажешь? Уфалла!

Политрук в сердцах машет рукой.

Среди ребят ходят слухи, что в гражданскую Момалыкин был заместителем самого Буденного. Так или нет, Оки Басарыч — это нечто особенное. Одни усищи чего стоят. И короткая неуставная папаха из шкуры барашка.

— Я пойду, Оки Басарыч? То есть… разрешите идти!

— Иди, Валя, — говорит старший политрук и вздыхает. Усы от этого качаются, как еловые лапы.

2005, март