Очнувшись, Петр Брок обнаружил, что все еще опутан сетью, хотя веревки ослабли. Можно было разогнуться.
Он находился в грязной, заброшенной кухне. В одном углу – полуразвалившаяся плита. На стенах – светлые прямоугольники от висевших здесь когда-то картин. В другом углу – куча кухонной утвари.
Множество незнакомых лиц вокруг. Глаза вытаращены, все сгорают от любопытства. От края сети до ближайших зевак – добрых три шага: эта дистанция самолюбия не ущемляет, зато и вполне безопасна.
А сеть и в самом деле странная. Она не падает на пол, будто ждет кого-то. Просто воздухом, без улова, сети не наполнишь. Пустая, она должна упасть плоской бесформенной кучкой. А эта сеть словно натянута, охватывает как бы нечто овальное, однако неуловимое. И ни один из присутствующих не отваживается тронуть это шевелящееся, живое ничто.
– Эх вы, рыцари! Пойманного дьявола боитесь!
Молодая женщина в пестрой короткой юбке пробивается вперед.
– Я, я подойду! Я не боюсь! Хоть мизинцем, а дотронусь!
– Да пустите вы ее. Ишь, дотронуться приспичило!
Банкир Салмон этак тоже пальца лишился!
– А почему она попадет непременно в пасть? Может, совсем в другое место, хе-хе-хе!
– От карающей длани господа Муллера ему не уйти! –
покачал головой бородатый старик.
– Злого бога поймали в сеть!
– Что же он с ним сделает?
– Утопить его надо!
– Повесить!
– Задушить!
– Тоже нашлись советчики, всеведущему советы даете!
Это произнес поймавший Брока великан. Его так и распирало от гордости. Ревниво охраняя свою добычу, он ходил вокруг, как зверь, готовый к прыжку.
Но в это время пестрое кольцо зевак разорвалось и образовало коридор – от сети до дверей.
Вошли два человека. Первый – высокий старик с красивым, благообразным лицом человека моложавого и цветущего. Из-за орлиного носа и жестких синих глаз он здорово смахивал на переодетого в штатское военачальника.
Толпа перешептывалась, все взгляды устремились на него.
А за ним – о ужас! – идет слепой Орсаг с линзами на висках. Военный твердой, уверенной поступью прошагал по людскому коридору, подошел к самой сети и небрежно, будто мешок с грязным бельем, пнул ее ногой. Потом спросил Орсага:
– Как он выглядит?
Брок задрожал.
Неужели этот слепой меня видит? Ведь я сам не знаю, как выгляжу! Вдруг мне сейчас об этом скажут? Боже мой, как я боюсь этих круглых линзочек, они вонзаются в мою душу! Я боюсь, боюсь глянуть в них!
А слепой Орсаг уже подкручивает колесики за ушами, наводит на резкость. Волосатый гигант первым нарушает всеобщее молчание, задает вопрос, который у всех на языке вертится:
– Ну, Орсаг, скажи – во что он одет?
– Он вообще не одет! Он голый!
– Голый!!!
– О-о-о-о!.. – Сердечки дамских губок от ужаса округляются.
– Какое бесстыдство!
Одна из дам, с напудренным бюстом, выпирающим из глубокого выреза, падает в обморок.
Другие бросаются прочь.
А Брок ликует!
Слепой не видит моей одежды! Какое счастье!. Ведь у меня в кармане бумажник с документами! Если б Орсаг его увидел, мне конец!..
Орсаг между тем приблизился к Броку, чтобы получше рассмотреть его.
– Он весь белый! Белые глаза, белые губы, белые волосы! Думаю, у него и кровь белая! – Профессиональным жестом барышника он раскрыл Броку рот и сказал: – Ему тридцать лет.
К тому времени женщины успели опомниться. И опять подошли ближе.
– Он красивый? – спросила брюнетка с цыганскими глазами.
– Что за вопрос, Лаура, милочка! Ведь он же голый!
– Ну зачем же сразу думать о самом худшем...
– И вы, графиня, смеете...
– По-моему, он прячет свою наготу куда надежнее, чем многие из нас!
– Да ведь он совсем не одет!
– Вы его так себе представляете?
– Какая богатая фантазия!
– Кандалы! – прогремел военный, обращаясь к волосатому гиганту; голос его перекрыл общий шум, словно на мостовую упала тяжелая чугунная цепь. Приказ немедля исполнили.
Брок лежит в полузабытьи, прикованный ногами и руками к бездонной тьме. Нет в этой глубокой пропасти ни дней, ни ночей. Лишь изредка вспыхивает желтый огонек, тускло освещающий трухлявые чердачные балки...
Помещение это, полное серых балахонов, – уже во сне.
У Брока неожиданно появилось и тело, отчетливо видимое, измученное болью, прикрытое вонючими лохмотьями. Время от времени, пробудившись от таких снов, Брок неизменно благодарил бога за то, что у него вообще нет тела, что он – лишь голос, пойманный в сети. .
И вдруг бездна, где нет ни времени, ни пространства, разом исчезла. Вспыхнул свет, а вместе с ним вернулось пространство, ограниченное белыми стенами. И тотчас послышался голос:
– Милый мой, любимый, где ты?
Принцесса!