Фантастика чехословацких писателей

– Я уже был там, – сказал Павел. – Пещера заканчивается узким ходом. Очень извилистым и низким. У нас нет веревки, и каждый шаг в такой темноте может стоить нам жизни. Там наверняка есть трещины. Светить все время фонарик не может – батарейки хватит часа на два, не больше.

И все-таки мы пошли. Отправились в глубь этой пещеры. Держались за руки, как в детских играх. Передвигались медленно, осторожно. Несколько раз я ударялся лбом о выступы скалы, но через полчаса ход вдруг расширился, мы смогли выпрямиться и оглядеться. Откуда-то сверху падал свет, и в пещере царил полумрак, как в готических храмах. Павел выключил фонарик и посмотрел вокруг. Он их увидел первым.

– Снежных людей? – задыхаясь, спросил я лорда Эсдейла.

– Нет, рисунки! – строго произнес он, так как не выносил, когда его перебивали.

На стенах пещеры были изображения, по сравнению с которыми рисунки в Альтамире казались детской мазней.

И все же они их чем-то напоминали. На мгновение мы забыли, что должны спасать свою жизнь, что нам, очевидно, придется выбираться наверх по этой узенькой, светящейся расщелине, которая теряется где-то над нашими головами, и, забыв обо всем, рассматривали эти наскальные рисунки, словно находились в музее. Больше всего там было зверей.

Доисторический бизон, которого естествоиспытатели называют bison priscus, больше напоминающий литовского зубра, чем американского бизона, покрытый шерстью носорог, северный олень, лошадь, похожая на лошадь Пржевальского, несколько оленят или серн, странные, не известные нам птицы и мелкие животные. Это были высокохудожественные изображения. Если мы отсюда выберемся, эта находка прославит нас на весь мир.

Но как выбраться? Я попытался взобраться вверх по расщелине, но снова и снова падал на подставленные руки моих спутников. К тому же всех нас начал отчаянно мучить голод. Жажду мы утоляли водой, проступавшей на стенах, но есть здесь было нечего. Этак мы за несколько дней ослабеем от голода и начнем медленно умирать. Пожалуй, лучше вернуться и попытаться спуститься по стене. По крайней мере смерть будет быстрой и милосердной.

Мы присели в этом доисторическом храме и стали советоваться.

– Я думаю... – начала Гелена и застыла с открытым ртом. Она в ужасе смотрела через мое правое плечо в ту сторону, откуда мы пришли. Однажды я уже был в таком положении, когда охотился на леопардов во владениях племени дробо. Тогда наш бой смотрел на меня с таким же ужасом в глазах. Вряд ли человек может быть столь же коварным, как леопард. Тут остается одно: сделать нечто неожиданное. Если бандит за моей спиной думает, что я встану, и уже занес надо мной саблю, я должен, наоборот, упасть на землю... Но я забыл о своем плане, потому что за спиной моей жены выросла вторая фигура.

Ни тот, ни другой не походили ни на бандитов, ни на туземцев: они были высокие и совсем голые. Оба мужчины – пожилой и молодой. Спина, грудь и ноги каждого были покрыты длинной шерстью, а руки чуть длиннее наших. Один нес какое-то тощее убитое животное, второй держал на плече два копья. Они походили на обезьян с умными человеческими глазами. Издавали какие-то звуки.

Мы попытались сопротивляться и что-то объяснить, но первый из них подтолкнул меня вперед. Он был невероятно силен, и поднял меня как пушинку. Я сразу узнал его лапу. Вероятно, вот так же они принесли нас сюда.

Но как они взобрались босые, без веревок, по такой крутизне, да еще с живой ношей? Времени на размышления у нас не было: нам пришлось бежать перед ними подобно собачонкам или пленным после проигранной битвы.

Ход вел дальше, в глубь скалы.

Вскоре мы вошли в пещеру поменьше – там был очаг.

Из мрака выступила молодая, статная женщина и тотчас же принялась разводить огонь. Они высекали его кремнем,

хотя отобрали у нас спички. На нас никто не обращал внимания. А может, нас собирались изжарить живьем? Уж очень жалкой была их добыча.

Когда огонь разгорелся, появился обросший длинной седой шерстью старик с замороженным окороком в руках.

Я подумал, что ледниковый период, собственно, был для них благодатью. Правда, им приходилось бегать босиком по снегу, но зато они могли сколько угодно хранить в нем продукты. Уже тогда я понял, почему они переселяются из долин сюда, вслед за вечными льдами. Потому что охота, которой они, видимо, живут – experto crede4 – дело нерегулярное и сопряжено с риском. В богатых африканских лесах даже семьи, имеющие ружья, не могут прокормиться круглый год только одной охотой. Тем более что успех ее непостоянен.

Они бросили нам кусок полусырого окорока, испачканный пеплом, который, видимо, заменял им соль. Я был голоден. Никогда ни один ростбиф не казался мне таким вкусным. Значит, они хотели нас не съесть, а накормить. В

остальном мы их мало интересовали.