Фантастика «Фантакрим-MEGA»

— Аксель, — сказала его жена с внезапной серьезностью, — перед тем, как сад умрет… можно, я сорву последний цветок?

Поняв ее просьбу, он медленно кивнул.

В последующие вечера он срывал оставшиеся цветы один за другим, оставив одинокий маленький бутон, росший чуть пониже террасы, для жены. Он рвал цветы беспорядочно, не пытаясь как-то распределять или рассчитывать, срывая, если было нужно, по два-три маленьких бутона за раз. Надвигающаяся орда достигала уже второго и третьего гребней — исполинское человеческое скопище, запятнавшее горизонт. С террасы Аксель мог ясно видеть растянувшиеся ковыляющие шеренги, втягивающиеся в пустое пространство по направлению к последнему гребню. Временами до него долетал звук голосов, гневные выкрики и щелканье бичей. Деревянные повозки переваливались с боку на бок на своих вихляющих колесах, возницы с трудом управляли их движением. Насколько понимал Аксель, никто в толпе не сознавал направления всеобщего движения. Просто каждый слепо тащился вперед, ориентируясь на пятки впереди идущего; этот совокупный компас был единственным, что объединяло весь этот сброд.

Хоть это было и бессмысленно, но Аксель надеялся, что главные силы, находящиеся далеко за горизонтом, может быть, обойдут виллу стороной, и что если протянуть время, то постепенно все полчища сменят направление движения, обогнут виллу и схлынут с равнины, как отступающий прилив.

В последний вечер, когда он сорвал цветок времени, сброд из передних шеренг уже карабкался на третий гребень. Поджидая каунтессу, Аксель глядел на оставшиеся два цветка — два небольших бутона, которые подарят им на следующий вечер несколько минут. Стеклянные стволы мертвых цветов выглядели по-прежнему крепко, но сад уже потерял свое цветение.

Все следующее утро Аксель провел в библиотеке, запечатывая самые ценные манускрипты в застекленные шкафы, стоящие между галереями.

К вечеру, когда солнце садилось за домом, оба были усталые и в пыли. За весь день они не сказали друг другу ни слова. Лишь когда жена направилась к музыкальной комнате, Аксель остановил ее.

— Сегодня вечером мы сорвем цветы вместе, дорогая, — сказал он ровным голосом, — по одному на каждого.

Он бросил короткий, но внимательный взгляд на стену. Они уже могли слышать не далее чем в полумиле от себя грозный, угрюмый рев оборванной армии, звон и щелканье бичей: кольцо вокруг виллы сжималось.

Аксель быстро сорвал свой цветок — бутончик, похожий на мелкий сапфир. Как только он мягко замерцал, шум, долетавший извне, мгновенно затих, затем снова начал набирать силу.

Стараясь не замечать его, Аксель разглядывал виллу, взор его остановился на шести колоннах портика, скользнул по лужайке. Аксель пристально смотрел на серебряную чашу озера, отражающую последний свет уходящего дня, на пробегающие меж высоких стволов тени. Он медлил отвести взгляд от моста, на котором так много лет проводили они с женой прекрасные летние вечера…

— Аксель!

Рев приблизившейся к стене орды сотрясал воздух. Тысячи голосов завывали на расстоянии каких-либо двадцати-тридцати ярдов. Через стену перелетел камень и упал между цветов времени, сломав несколько хрупких стеблей. Каунтесса бежала к Акселю, а вся стена уже трещала под мощными ударами. Тяжелая плита, вращаясь и своем рассекая воздух, пронеслась над их головами и высадила одно из окон в музыкальной части дома.

— Аксель!

Он обнял ее и поправил сбившийся шелковый галстук.

— Быстро, дорогая моя! Последний цветок!

Они спустились по ступеням и прошли в сад. Сжимая стебель тонкими пальцами, она аккуратно сорвала цветок и держала его, сложив ладони чашечкой.

На секунду рев слегка утих, и Аксель собрался с мыслями. В живом свете искрящегося цветка он видел белые испуганные глаза жены.

— Держи его, пока можешь, дорогая моя, пока не погаснет последняя искорка.

Они стояли, вернувшись на террасу, и каунтесса сжимала в ладони умирающий бриллиант, и сумерки смыкались вокруг них, а рев голосов вовне нарастал и нарастал. Разъяренный сброд крушил уже тяжелые железные ворота, и вся вилла сотрясалась от ударов.

Когда последний отблеск света умчался прочь, каунтесса подняла ладони вверх, как бы выпуская невидимую птицу, затем, в последнем приступе отваги, подала руку мужу и улыбнулась ему улыбкой, яркой, как только что исчезнувший цветок.

«О, Аксель!» — воскликнула она.

Словно тень хищной птицы, на них упала тьма. С хриплой руганью первые ряды разъяренной толпы достигли низких, не выше колена, остатков стены, окружавших разрушенное поместье. Они перетащили через них свои повозки и поволокли дальше вдоль колеи, которая когда-то была богато украшенной подъездной аллеей для экипажей. Руины обширной виллы захлестывал нескончаемый людской прилив. На дне высохшего озера гнили стволы деревьев и ржавел старый мост. Буйно разросшиеся сорняки скрыли декоративные дорожки и резные каменные плиты.