Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть первая

В звуковом плане тоже не лучше. Какофония, словно на нью-йоркской бирже или в каком-то другом обезьяннике. Каждый желает что-то сказать, предложить. Какую-нибудь подручную угрозу, или там сестру/жену/дочку на продажу за пропуск и исключительность. Журналистское соответствие души…

От одного только взгляда на все это делается жарко — на взлетно-посадочных полосах пан Цельсий быстро доходит до пятидесяти, и не похоже, чтобы он на этом останавливался. Температура быстро справилась с косметикой практически всех женщин-журналисток, и теперь атакует все остальное. Никакой тебе Rimmel с Maybeline[50] не предусматривали тестирования своей продукции в условиях журналистского апокалипсиса.

И вот тут-то, наконец, открываются какие-то двери. На экране они видны практически в полную величину, а не до половины, это означает, что к ним должны вести какие-то ступени — сейчас невидимые по причине голов и колышущихся рук. Выход выглядит так, словно выходит прямиком на океан людей. Ассоциации с Иисусом? Весьма своевременные. Данди Крокодил и его путешествие по пассажирам метро в финале первой части? Тоже неплохое направление для потока мыслей.

На пороге становится какой-то военный, затем другой и — наконец — бородатый, исхудавший тип без рук. Этот последний улыбается, скаля зубы, словно в рекламе зубной пасты. Правда, хвалиться особенно и нечем.

— Вот он я, — говорит он, ну совсем как будто был Иисусом, а не кретином, который под влиянием кулинарной книжки отрезал себе клешни. Язык, которым пользуется, это английский со странным, не известным мне акцентом. — Спрашивайте.

И снова пандемониум. У каждого имеется вопрос, каждый предлагает эксклюзивное интервью, каждый желает прикоснуться к культе, словно то была самая святая реликвия на всем долбаном свете.

В надписях, ползущих по нижней части экрана, я вижу, что в этот день под Лондоном разбился самолет с двумя сотнями пассажиров на борту. Ни с того, ни с сего, умерла писательница, завоевавшая две нобелевские награды, всю жизнь сражавшаяся за права женщин. Террорист-сексоголик захватил женское общежитие в Париже и, угрожая взорвать себя и заложниц, требует освободить несколько коллег, а потом оставить их в этой общаге на несколько дней.

В нашей же стране — о чем тоже рассказывают субтитры — паломничество из Торуни в Ченстохову, воодушевленная теми, которые верят, что Папа был каннибалом. Чтобы их котлы никогда не остыли, а шипы дубин, всовываемых им в задницы, никогда не тупились.

Взрыв бомбы в штаб-квартире «Газеты Выборчей», ответственность за который взяла неизвестная до сих пор террористическая организация «Это мы — талибы».

Президент в своем обращении просит сохранять спокойствие и просит Ватикан «немедленно дезавуировать» сплетни.

Все это появляется только лишь в виде надписей. Как второплановые, несущественные известия. Ибо — что признали почти все — теперь самым важным был мужик, который отрезал себе руки и накормил ими жителей деревушки. Прибавим, один из двух.

— Задавайте вопросы по отдельности, — отзывается усиленный микрофоном голос из-за спины миссионера. Ясное дело, по-английски. И, естественно, никто его не слушает. До времени…

Потому что сразу же после этого миссионер, которому явно осточертел весь этот балаган, поднял культи рук… и все умолкают. Действительно — застывают, словно все это была какая-то долбаная «Матрица», а не репортаж в реальном времени. Даже камера застывает — и вправду, под каким-то немного странным углом — и перестает трястись. Неожиданно делается настолько тихо, что слышится звук кондиционера.

— То, что мы сделали вместе с братом Ансельмом, это ни глупость, ни проявление слепого фанатизма, — через какое-то время говорит миссионер. Слова звучат вроде бы и по-английски, только мне кажется, что в одинаковой степени это может быть любой язык в мире. Словно одухотворенный апостол миссионер обращается на универсальном, понятном любому языке. — То было свидетельством веры и выражением преданности по отношению к Господу и Его планам. Нам были нужны слова Святого Отца, чтобы правильно понять, что имеет в виду наш Господь. Мы молились об откровении и о том, чтобы мы могли дать свидетельство. И Господь нас выслушал.

Он прерывается на мгновение и слегка поворачивается, глядя теперь прямиком в нашу камеру. Вновь он взмахивает культями.

— Вы все еще считаете нас безумцами, но сегодня ночью мне приснился Иоанн-Павел II и сказал, что не пройдет и трех дней, как я вновь обрету свои конечности. И то будет знаком от Господа для всех, которые еще не верят.

И в этот момент его конечности начинают заметно удлиняться. Вот так, сами по себе. Ведь чудо же, мать его за ногу?

* * *