Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть первая

Патриция выскользнула, когда все еще спали. С собой она забрала несколько бобин с необработанным материалом, заметки для Кшиштофа, что-то еще… Я не ориентировался, а что еще могла иметь группа ксёндза, но считал, что и так она выбрала вполне неплохой материал. Одни вкусные кусочки, если можно так сказать.

Ее исчезновение не вызвало какой-то особенной тревоги или замешательства. Коротышка сделал список того, что пропало, прилизанный очкарик записал все в толстом блокноте, а Эйнштейн — пугало и красавчик заявили, что им нужно срочно повторить роли. И они пошли…

Я был уверен, что хотя бы ксёндз как-то отреагирует, но он всего лишь пожал плечами и сказал Кшиштофу, что пора собираться. Ноль паники, ноль нервов, говорю вам — как будто бы ничего не случилось. И вот тут до меня дошло, что ведь это намного страшнее, чем если бы они тут начали сходить с ума. Ведь их поведение четко говорило: что все сделанное Патрицией, что все те материалы, которые она свистнула и собиралась раскрыть — не имело ни малейшего значения. Она не была в состоянии угрожать ни операции, ни группе ватиканских спецов. Мотыга против солнца! Первый раунд! Деритесь!

С головой, наполненной самыми мрачными мыслями, я отправился в ванную, чтобы почистить зубы. Пялясь на собственное отражение, я открутил кран, вытащил щетку и… почувствовал, что она чем-то обернута. Глянул — листок, зафиксированный аптечной резинкой.

Я внимательно огляделся по сторонам — скорее, по причине выработанного фильмами рефлекса, чем из опасения, будто бы за мной и вправду кто-то шпионит — и развернул листочек. Записка была короткой, всего три предложения:

Если мне удастся то, что я собираюсь, то вскоре начнется гроза. Тогда бы мне не хотелось оставаться самой. Ты поможешь мне менять мир?

Патриция

— Конечно же, помогу, — ответил я последовательности быстро накаляканных буковок. — Только все это не так просто.

Она знала об этом. Водя пальцем по тексту туда и назад, я чувствовал ее страх и неуверенность. Иногда я почти что видел Патрицию, оглядывающуюся на всякий подозрительный звук. Я восхищался тем, что она сделала, что запланировала — сам бы я наверняка на подобное не отважился.

И, похоже, именно эта мысль, осознание собственной трусости, подтолкнула меня, в конце концов, к действию. Я скорчил страшную рожу, целясь в свое отражение желтой зубной щеткой с облезшей щетиной.

— А теперь, сволота, станцуем по-другому, — предупредил я. После чего вылез из ванной.

Чувствовал я себя просто великолепно. В башке шумел адреналин, мышцы напрягались под кожей, походка сделалась упругой. Зрение сделалось резким, слух и нюх усилились настолько, что я слышл всякий шепот, чувствовал даже легкую вань страха, запаховую нотку неуверенности. Я был хищником, настоящим крутым мужиком. Я был Брюсом Виллисом из первого «Крепкого орешка», Джоном Рембо, Терминатором. На отрезке между салоном и выходными дверями на мгновения я был даже Абаддоном — воплощенным уничтожением и концом всех времен…

А потом, когда уже открыл дверь в коридор, огромная, мохнатая лапища ебнула меня промеж глаз, вот и все что было…

* * *

Меня привязали к стулу. Нечего сказать, вполне даже удобно, но вы ведь сами понимаете — кого-нибудь не связывают, чтобы предложить ему чего-нибудь приятного, так? А если даже и так, чуть раньше устанавливаешь слово-ключ или нечто подобное. Нечто, что прерывает забаву и возвращает миру естественный порядок. Но здесь ничего такого не было.

Передо мной на диване сидели Червяк с Эйнштейном — страшилой. Говорили что-то, спорили, но было прекрасно видно, что им замечательно сотрудничается. Сейчас они размышляли над заявлением для прессы. Чьим и на кой черт? Не спрашивайте, я только-только пришел в себя, до того был занят перевариванием предательства дружка, а не содержанием услышанных слов. Ведь то, что Червяк присоединился к команде, было видно с первого взгляда. Слишком весело, урод, забавлялся.

Я собрал слюну во рту и сплюнул, чтобы показать, что уже не сплю. Ну, понимаете, такой знак протеста. Слюна была темно-розовой.

— О, ты уже не спишь? — Червяк широко усмехнулся. Шпинат между его зубами доставил мне массу удовлетворения.

— Что с Патрицией? — спросил я.

Он пожал плечами и отвел глаза, сразу же теряя охоту к разговору.

— Мертва, — ответил за него пугало-Эйнштейн. — Умерла сегодня утром.

Огромный, стопудовый молот трахнул меня в грудную клетку — именно так я это воспринял. Какое-то время я не мог вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы собрать мысли.

— Уби… вы убили ее? — прошептал я.

— Да с чего это ты, Ремигий, — ответил ксёндз из-за моей спины. — Я же говорил тебе, что мы не убиваем.

А потом вкратце рассказал, как все было.

* * *

Сообщение о чуде в Уганде разнеслось молнией. Ничего удивительного, раз репортаж о показе новых рук миссионера обладал большей смотрибельностью, чем все вместе взятые олимпиады. Потом уже сообщения экспертов да еще мои письма.