ФАНТАСТИКА И ФЭНТЕЗИ ПОЛЬСКИХ АВТОРОВ

- Размякла я, Куба. Псякрев. Размякла я рядом с тобой. Перед войной прошла три приюта и четыре исправительных колонии. И не такие вещи видела.

Э, нет, Кася, подумал Якуб. Таких вещей ты не видела. И вовсе даже не размякла.

- Если бы подобные вещи не производили на нас впечатления, малышка, паршиво было бы с нами. Похоже на то, что у нас тут появился самый настоящий герой. Хорошо, что я не приказал его застрелить.

- Хорошо. И что, он может остаться?

- Эй! – Якуб снял компресс со лба и приподнялся на локте. – Что, понравился, признавайся...

Девушка улыбнулась.

- Мне кажется, он такой миленький. Такой... нереальный. Милый, вежливый, словно не из нашей сказки. И девчата говорят, что у него самые заебательские глаза, которые они видели в своей жизни.

- Это какие еще девчата?

- Все, дорогуша. Все.

- Сама, гляди, не втюрься.

Кася рассмеялась.

- Без паники, пан комендант. Я плохая девочка из исправительной колонии, и к тому же боюсь.

* * *

- И что было дальше?

- Он присоединился к ним?

Бородатый мужчина чуть не выпустил ключ. Он уныло глянул на зажатую в тисках часть двигателя, с которой сражался уже добрый час. Самое время на перерыв.

- А где Майя с Вероникой? Ага, вижу, вы уже все.

- Так как? Он остался с ними? С королем?

- Да, Майя. Первый вассал стал наилучшим воином молодого короля. Он решил поехать с ним в замок и служить собственным оружием. Это значит, мечом. Говоря по правде, лично я считаю, что он поступил так, поскольку ему особо и не было куда идти...

* * *

Солдат сидел на невысоком холмике, метрах в ста от дома. Он глядел в пространство и жевал травинку. Якуб присел рядом. Сорвал засохший стебель и тоже сунул себе в рот.

- Красивый вид, а? – указал он на заброшенный, тем не менее, до сих пор красивый парк. – Как будто и не было войны.

- Говорили, чтобы туда не заходить.

- Мины. Наши, русские, американские. Благодаря ним, с этой стороны мы нападения не опасаемся. Каська рассказала мне про девчонку. Кто с ней так поступил?

Долгое время царила тишина. Могло показаться, что даже кузнечики прервали свой безумный концерт.

- Был... один такой майор. Фредеев. Ему нравилось... нравилось делать людям всякие вещи. Девушкам, девочкам. Он выкупил ее для себя у сержанта. Еще перед тем, как мы смогли смыться. Ну вот, когда я убил сержанта с его дружками, отправился на квартиру майора, чтобы вытащить ее. Но припоздал. Адъютант, лейтенант, не хотел меня пускать. Ну я и его пришил.

- Ага. Ты убил двух солдат, сержанта и двух офицеров, так? Совершенно ты гадкий урод, пан Сенкевич.

- Знаю. Это, наверняка, от отца. До того, как умереть, заставлял меня читать разные вещи, какого-то, гы-гы, Сенкевича[17]. Похоже, какой-то очень дальний родственник.

- В пустыне и пуще? Трилогию?

- Да. И еще Семейство Поланецких.

Якуб оскалился на все тридцать два.

- Крутой гад.

- Ну. – Михал отвернулся. – С ним шуток не было.

- Когда он умер?

- Убили его четыре года назад, во время какой-то демонстрации, когда правительство расправлялось с "польской пятой колонной". Мать умерла двумя годами раньше, так что я попал в детский дом. Только мне исполнилось восемнадцать, началась война, и меня взяли в армию. И все. Вся моя жизнь.

Куба не знал, что сказать. Иногда нельзя сказать ничего умного, тем более, когда кто-то кратко изложит тебе свою жизнь в трех предложениях.

- А я провел в таком пятнадцать лет, - начал он, чтобы прервать молчание. – Ни отца, ни матери не помню. Здесь перед войной был самый паршивый квартал, детский дом, исправительная колония и тюрьма на одной улице. Практически стенка в стенку. Злые языки говорили, что как кто здесь попадет в сиротский приют, то в колонию с тюрьмой попадут, как пить дать. Замкнутая система, говорили, и, по-видимому, что-то в этом было. Большинство из нас даже не могло себе представить, что будет делать после выхода оттуда. Единственными планами, которые мы еще могли строить – это кого и где пришьем, ну и как потратим бабки.

Он выплюнул пережеванный стебель и сорвал следующий.