Фантастика и футурология. Книга 2

А ведь можно было при таком структурном плане — противостоянии несводимых ценностей — показать амбивалентности, возможно, даже целостно несравнимые, героической экспансии и пресыщенной стагнации. Активной позиции, которая силу измеряет намерениями и только потому, что считает Космос противником, не может окончиться обессиливающим пресыщенностью выигрышем, противостоит позиция засидевшегося прозябания, нацеленного на устоявшиеся ценности, образующие такое созвездие, что оно сдерживает человеческие стремления и дает им выход в чистой символике. Экспансионизм представляет собою риск прежде всего потому, что нуждается в согласии на человеческую всеизменчивость: в соответствии с заранее не предвиденными, а определяемыми очередными этапами вторжения в космическую беспредельность требованиями он должен изменять характер человеческих технологий, а такие перевороты наверняка будут «раскачивать» культуру, так что в результате очень трудно обеспечить устойчивость ее аксиологических центров.

А вот какая-либо вероподобная, намеренно созданная культура может благоприятно содействовать — при определенном размещении предпосылок — личной экспрессии и индивидуальному развитию; так мы убиваем двух зайцев — две темы — одним выстрелом, поскольку на «Знаке Пса» показываем, как могла бы выглядеть идейная схема двухкультурной оппозиции, а одновременно и то, какие причины обычно сводят к нулю такой тип творчества в научной фантастике. Если литература изображает столкновение идей, то она вооружает антагонистов — их представителей — самыми совершенными из возможных аргументами; оперируя другой шкалой ценностей, научная фантастика ставит драму сенсаций выше драмы идей или позиций; поэтому так часто ее успехи одновременно оказываются надгробиями концептуально упущенных возможностей. Сиркома Хугрона не может противопоставить Федерации никаких аутентичных ценностей; и дело — в смысле препятствия — не в том, что социальное извержение всегда лучше социостаза, а лишь в том, что ни одну из так противостоящих моделей автор фактически не оптимизировал. Противопоставление меньшего зла большему столь же мало поучительно и банально в смысле информационного содержания, как и противопоставление типа «утопия — антиутопия». Зато ценной представляется компаративистика двух принципиально различных утопий (или двух футурологических картин общества), у одной из которых есть свои внутренние экзистенциальные законы, а другая, обрисовывая их в соответствии с собственной шкалой ценностей, показывает несовыполнимость всех разновидностей благ, какие только могут ожидать человечество на различных путях развития, то есть альтернативно, в будущем.

Модели социоинволюции

Социальное моделирование может также наряду с цивилизационно-культурной прогностикой предпринимать иные мыслительные эксперименты, из которых мы назовем один: речь пойдет о группах людей, вырванных из земного контекста, помещенных в новые, необычные бытовые условия. Эксперимент заключается в наблюдении за переменами, происходящими в группе, за достаточно долгое время. «Повелитель мух» Голдинга принадлежит именно к таким попыткам антропологического моделирования, подтверждая тезис, согласно которому зло лежит в основе человеческого естества, и это зло, проявляющееся уже у детей, легко превращает группу приятных и воспитанных мальчиков на безлюдном острове в дикарское племя, которое практикует магические обряды и убийства. В «Философии случая» я уже расправлялся с познавательной ценностью прочтенной таким образом генеральной идеи произведения. Правда, в защиту Голдинга можно заметить, что его мальчики на острове сначала играют в дикарей, и эта игра из «развлекательного» постепенно перерастает в мрачное и даже смертельно серьезное занятие. В этом смысле Голдинг действительно сделал правдоподобным превращение детей в дикарей, но совершенно точно можно сказать, что инволюционный процесс, который может возникнуть на борту космического корабля, веками летящего среди звезд (когда на нем меняются поколения), нельзя объяснить тем, что космонавты или их дети и внуки играли в «дикарей».