Фантастика. Общий курс

Таков рассказ Бориса Рахманина «Привет Почтмейстеру!» о почтовом чиновнике, развозящем корреспонденцию между разными эпохами. Необычный род службы то и дело ставит Почтмейстера перед острыми и даже трагическими проблемами. Например, накануне атомной бомбардировки он привез в Хиросиму письмо из будущего – уцелевший после взрыва старый японец просит жену (которой предстоит погибнуть) немедленно уехать подальше от обреченного города. Но хозяин фабрики, конечно, не отпустит молодую работницу… Но вот ситуация, хорошо знакомая тем, кто жил в конце эпохи социализма: строители многоквартирного дома закладывают в стену цилиндр о посланием к будущим жильцам с наказом вскрыть через 50 или 100 лет – была некогда мода на такого рода «корреспонденции». Но Почтмейстер доставил строителям из будущего ответ, в котором жильцы перечисляют недоделки злополучного дома и пытаются пристыдить строителей, нахально отправивших потомкам назидательное письмо. Вроде бы подействовало: бракоделы потупились, в их душах просыпаются остатки совести, и появляется надежда, что дом будет сдан в божеском виде…

С другой стороны, отсутствие колорита, острых проблем современности, узнаваемых бытовых деталей (это же не космический «Хай Тек», где будничная узнаваемость неуместна!) резко снижают социальную актуальность произведения и тем самым убивают читательский интерес.

Действие рассказа Нины Катерли «Чудовище» происходит на абстрактной кухне, где никак не могут найти общий язык стереотипные персонажи – маски, обделенные не только знакомыми чертами, но даже не имеющие индивидуальных отличий. Не удивительно, что рассказ, задуманный, как притча, получился вялым, скучным, лишенным развязки и положеннной притче морали.

Специфичность происхождения фантастической компоненты этого течения диктует тематику и определенные сюжетные линии, поэтому диапазон жанровых возможностей УФ существенно ограничен по сравнению с НФ или фэнтэзи. УФ практически не обращается (да и в принципе не способна обратиться) к глобальным политическим, футурологическим или гносеологическим проблемам» Это течение исследует преимущественно нравственно-психологические аспекты повседневной жизни, заостряя внимание на вопросах взаимоотношений между личностью (в особенности неординарной) и обществом. На более узком художественном пространстве неизбежно появление, вторичных замыслов и откровенных заимствований.

Так повесть «Барьер» болгарского писателя Павла Вежинова выглядит бледным перепевом гриновского «Блистающего мира». Летающая девушка Доротея не находит понимания у окружающих, ее считают ненормальной (что, впрочем, не слишком далеко от истины), она глубоко несчастна и кончает самоубийством… Здесь мы в очередной раз сталкиваемся с распространенным явлением: любые повторы, любые заимствования существенно снижают художественное качество произведения. Если гриновский Друд стремился сделать светлее жизнь людей, то Доротея – просто слабое безвольное существо, неспособное сопротивляться обстоятельствам. Как следствие, Друд погиб в борьбе, а Доротея ушла из жизни, хотя не имела явных врагов.

Кстати, столь же бесцветен и лишен даже: малейшего намека на какую-либо авторскую оригинальность роман Леонида Лагина «Голубой человек»: поскользнувшись на обледенелой дороге, комсомолец из 1959 г. потерял сознание и очнулся в… 1894 г. Здесь он возмущается по поводу капиталистической эксплуатации трудящихся, по мере сил участвует в революционном движении, беседует с молодым В.И. Ульяновым, находит тайник с неизвестными историкам прокламациями эсдеков, а затем почти благополучно возвращается в свое время. Реминисценции с Янки из Коннектикута тут несомненны, а уровень художественного освоения темы уступает марктвеновскому весьма ощутимо. Аналогично и в рассказе Н. Катерли «Волшебная лампа» общее настроение и фантастическая компонента – прекрасный предмет, убивающий в людях добрые чувства – заимствованы из гоголевского «Портрета».