Фантастика. Общий курс

Наибольшую известность завоевал роман Владимира Орлова «Альтист Данилов» (1982) о нелегкой судьбе демона, живущего в Москве. Демон, по доброте душевной, не расположен делать гадости людям, а потому имеет массу неприятностей от своего потустороннего начальства. В романе много удачных сатиричных зарисовок московского быта эпохи «застоя», но фантастические эпизоды плохо состыкованы с реалистической частью произведения, автору так и не удалось добиться органичного синтеза обоих потоков сюжета. Более удачным примером отечественного фэнтэзи советского периода следует признать повесть Людмилы Козинец «Полеты на метле» (1991). Сюжет в меру оригинален: выпускница школы ведьм направлена в причерноморский курортный городок для культурно-массовой работы среди творческой молодежи. Повесть написана очень лирично, с глубоким знанием образа жизни провинциальной богемы и тонким пониманием проблем, возникающим перед юными графоманами. Только фантастическая компонента (т е. сама ведьма) опять-таки оказывается лишней — типичное «нестреляющее ружье». Ведь функции дипломированной ведьмы вполне мог бы выполнить добросовестной редактор местной многотиражки или положительный завотделом культуры горкома комсомола…

Приятным исключением стали отличные повести красноярского писателя Александра Бушкова «Лабиринт» (1984) и «Провинциальные хроники начала осени» (1985). Жестокие и во многом парадоксальные рассуждения о проблемах этики и политики разворачиваются здесь на фоне античной мифологии. В начале «Провинциальных хроник» афинский поэт Майон искренне недоумевает: «Почему за десять лет никто ни строчки не написал о троянской войне, самых славных, самых кровавых, самых доблестных сражениях нашего времени?» Майон беседует с участниками осады Трои, чтобы услышать от них подробности «доблестных сражений», и постепенно открывает ужаснувшую его правду: та война была не ареной славных подвигов, но — чудовищным преступлением.

Многие города-государства давно рвались ограбить Трою, но требовался «казус белли». Потому-то Менелай своими руками буквально затолкал Елену в постель Париса и заставил их отплыть в Трою, тогда как остальные участники сговора уже держали наготове флоты и армии, чтобы обрушиться на ни в чем не повинный город. Людей предали собственные правители, предали и олимпийские боги, которые замышляли что-то против Зевса, но затем полюбовно сговорились со старшим братцем. А легенды о славных делах героев-ахейцев нужны лишь тем, кому не по нутру свободные миролюбивые Афины, где правит справедливый царь Тезей. И фашиствующие боевики организации «Гарпия» совершают путч, свергая излишне мягкосердечного Тезея. Убит Майон, убиты потомки Геракла и мудрого кентавра Хирона, убит преданный всеми начальник тайной службы Гилл, горячий патриот Афин. А повествование о троянской войне написал не Майон, а некто Гомер, который от души постарался, искажая историю в угоду власть имущим… Только вот всесокрушающие стрелы Геракла не достались путчистам и, похоже, послужат борьбе против тирании.

В середине 90-х ситуация в русской фантастике принципиально изменилась. Рынок требовал «облегченного» чтива, и на такую роль оптимально годилась именно второсортная фэнтэзи, тиражи которой ставили постоянно растущие рекорды… Вероятно, рыночные авторы подсознательно понимали, что их творения далеки от высоких художественных идеалов, а потому ринулись подводить теоретическую базу, доказывая непревзойденные достоинства примитивной мистики.

Так, пытаясь обосновать тезис о том, что фэнтэзи сегодня стала самой прогрессивной ветвью фантастического жанра, С. Логинов в статье «Русское фэнтези — новая Золушка» предлагает в высшей степени смешное определение поджанра:

«Фэнтези — часть фантастической литературы, занимающаяся конструированием миров, построенных, исходя из положений объективного идеализма».

Далее ветеран 4-го поколения сравнивает фэнтези с НФ, причем его аргументацию можно свести к следующим цитатам: