Фантастика Рея Бредбери

Он и так знал, что она видит, потому сам смотрел через то же стекло. Марс: холодное небо согрето, высохшие моря зарделись алым пламенем, радуя душу и глаз светом неугасающей зари. Пригнувшись, глядя через стекло, он услышал собственный голос:

— Через год город дотянется сюда. Здесь пройдет тенистая улица, у тебя будет твоя терраса, будут друзья. И тогда тебе уже не будет так сильно недоставать всего этого. Ты увидишь, как отсюда, с маленького, близкого и привычного тебе клочка, все пойдет и пойдет разрастаться, и весь Марс переменится, станет близким, словно ты его знала всю жизнь.

Он сбежал вниз по ступенькам к последнему, еще не вскрытому, обшитому мешковиной ящику. Своим перочинным ножом он вспорол мешковину.

— Угадай! — сказал он.

— Моя кухонная плита? Моя печь?

— Ничего подобного. — Он очень ласково улыбался. — Спой мне песенку, — попросил он.

— Боб, ты окончательно рехнулся!

— Спой мне песенку, чтобы стоила всех денег, которые у нас были в банке и которых теперь нет, и черт с ними! — сказал он.

— Я только одну знаю: «Женевьева, моя Женевьева!»

— Спой ее, — сказал он.

Она никак не могла заставить себя начать. Он видел, как шевелятся в попытке ее губы, но не слышал ни звука.

Тогда он решительно рванул мешковину, сунул руку в ящик, что-то поискал в полной тишине, напевая себе под нос, дернул локтем, и вдруг в воздухе затрепетал звонкий, чистый аккорд.

— Вот так, — сказал он. — Ну-ка, с самого начала. Все вместе! Слушайте первую ноту.

НОЧНАЯ ВСТРЕЧА

Прежде чем ехать дальше в голубые горы, Томас Гомес остановился возле уединенной бензоколонки.

— Не одиноко тебе здесь, папаша? — спросил Томас.

Старик протер тряпкой ветровое стекло небольшого грузовика.

— Ничего.

— А как тебе Марс нравится, старина?

— Здорово. Всегда что-нибудь новое. Когда я в прошлом году попал сюда, то первым делом сказал себе: вперед не заглядывать, ничего не требовать, ничему не удивляться. Землю забыть, всё, что было, забыть. Мы должны приноровиться к здешним условиям, понимать, что здесь всё не так. Да одна только здешняя погода — это же настоящий цирк. Это марсианская погода. Днем жарища адская, ночью адский холод. А сколько удовольствия я получаю от необычных цветов, необычного дождя! Я ведь сюда приехал на покой, задумал дожить жизнь в таком месте, где всё иначе. Это же очень важно старому человеку, переменить обстановку. Молодежи с ним говорить недосуг, другие старики ему осточертели. Вот я и смекнул, что самое подходящее для меня — такое необычное место, что только не ленись смотреть, все тебе развлечения тут. Устроился вот на этой бензоколонке. Станет чересчур хлопотно, снимусь отсюда и переберусь на какое-нибудь старое шоссе, не такое оживленное, чтобы зарабатывать достаточно на жизнь и еще оставалось бы время примечать, до чего же здесь всё не так.

— Верно смекнул, папаша, — сказал Томас; его смуглые руки лежали, отдыхая, на баранке. У него было отличное настроение. Десять дней кряду он работал в одном из новых поселений, теперь получил два выходных и ехал на праздник.

— Я больше ничему никогда не удивляюсь, — продолжал старик. — Гляжу, и только. Наблюдаю, и всё тут. Если тебе Марс, как он есть, не в жилу, отправляйся лучше обратно на Землю. Здесь всё шиворот-навыворот: почва, воздух, каналы, туземцы (я еще ни одного не видел, но, говорят, они тут где-то бродят), часы. Мои часы — и те чудят. Здесь даже время шиворот-навыворот. Иной раз мне сдается, что я один-одинешенек, на всей этой проклятой планете больше ни души. Хоть об заклад бейся. А иногда чувствую себя восьмилетним мальчишкой, сам махонький, а всё кругом здоровенное! Видит бог, самое подходящее место для старого человека. Я все время бодр и все время счастлив. Знаешь, что такое Марс? Он смахивает на вещицу, которую мне подарили на рождество семьдесят лет назад — не знаю, держал ли ты в руках такую штуку: их калейдоскопами называют, внутри осколки хрусталя, лоскутки, бусинки, всякая мишура… А поглядишь сквозь нее на солнце — дух захватывает! Сколько узоров! Так вот, это и есть Марс. Наслаждайся им и не требуй от него, чтобы он был другим. Господи, да знаешь ли ты, что вот это самое шоссе проложено марсианами шестнадцать веков назад, а в полном порядке! Гони доллар и пятьдесят центов. Спасибо, спокойной ночи.

Томас покатил по древнему шоссе, тихонько посмеиваясь.

Это был долгий путь через горы, сквозь тьму, и он держал баранку, иногда опуская руку в корзину с припасами и доставая оттуда леденец. Прошло уже больше часа непрерывной езды, и ни одной встречной машины, ни одного огонька, только лента дороги внизу, гул и рокот мотора, и Марс кругом, тихий, безмолвный. Марс всегда был тихим, но в эту ночь тише, чем когда-либо. Мимо Томаса скользили пустыни и высохшие моря и устремленные к звездам вершины.