Маленькій Фердинандъ бжитъ со своей новостью дальше къ работникамъ. Т бросаютъ все, что въ данную минуту находится у нихъ въ рукахъ, проворно напяливаютъ праздничныя куртки и спшатъ къ навсу, чтобы предложить свои услуги. Въ общемъ, встрчать незнакомцевъ собралось человкъ десять.
"Здравствуйте!" говоритъ пасторъ изъ лодки, слегка улыбаясь, и снимаетъ свою мягкую шляпу. И вс люди на берегу почтительно обнажаютъ головы, а помощники кланяются такъ низко, что ихъ длинные волосы спускаются на самые глаза. Высокій Роландсенъ придаетъ всему этому немного меньше важности, чмъ прочіе; онъ стоитъ прямо, какъ свчка; однако, и его шляпа наклоняется низко.
Пасторъ — еще молодой человкъ съ рыжеватыми бакенбардами и въ веснушкахъ; ноздри его почти закрыты свтлыми волосами. Жена, изнемогшая отъ морской болзни, лежитъ въ каютк.
"Вотъ мы и пріхали!" говоритъ пасторъ въ отверстіе дверки въ каютку и старается помочь жен. На нихъ обоихъ надто удивительно старое толстое платье, которое не придаетъ имъ особеннаго привлекательнаго вида. Это, вроятно, верхнее платье, надтое ими для путешествія, а красивые наряды ихъ упакованы. У жены шляпа спустилась на затылокъ; ея блдное лицо съ большими глазами привлекаетъ взгляды мужчинъ. Помощникъ Левіанъ идетъ въ бродъ и переноситъ ее на землю, между тмъ какъ пасторъ справляется безъ посторонней помощи.
"Мое имя Роландсенъ, телеграфистъ", говоритъ высокій Роландсенъ, выступая впередъ. Онъ здорово выпилъ, и глаза у него стеклянные, но, такъ какъ онъ обладаетъ большимъ умньемъ жить, то походка его еще довольно увренна. О, этому дьяволу Роландсену не приходится запинаться, когда ему случается вращаться среди великихъ міра сего, и онъ распространяется въ краснорчіи, какъ это тамъ полагается. "Осмлюсь ли я", — продолжаетъ онъ, обращаясь къ пастору, — "представить вамъ всхъ. Вотъ эти двое, кажется, помощники пастора, это — оба ваши работника; это — Фердинандъ."
И пасторъ, и жена его киваютъ: "Здравствуйте, здравствуйте", — скоро вс они научатся узнавать другъ друга. Да, да, а теперь дло въ томъ, чтобы перетащить вещи на берегъ.
Помощникъ Левіанъ заглядываетъ въ каютку, и, повидимому, снова собирается пуститься въ бродъ. "Разв тамъ нтъ дтей?" спрашиваетъ онъ.
Никто не отвчаетъ ему, и вс смотрятъ на супруговъ.
"Разв нтъ дтей?" настаиваетъ помощникъ.
"Нтъ", отвчаетъ лодочникъ.
Лицо жены зарумянилось. Пасторъ сказалъ:
"Мы только одни… Такъ заходите же получитъ на чаекъ, господа."
Разумется, онъ богатъ. Это не такой человкъ, чтобы задерживать у бдныхъ людей то, что они заслужили. Предыдущій пасторъ никогда не думалъ о "чайкахъ", онъ только всегда говорилъ: "Ну, вотъ и спасибо пока".
Они стали подыматься наверхъ, и Роландсенъ взялъ на себя роль провожатаго. Онъ шелъ по снгу возл тропинки, уступая мсто другимъ; на немъ были лакированные ботинки, но это не заботило его, а куртку свою онъ разстегнулъ, несмотря на майскій втеръ.
"А вотъ, врно, и церковь!" сказалъ пасторъ.
"Она, кажется, ветхая. Наврно, въ ней нтъ печи?" спросила жена. "Ну, ужъ вы слишкомъ многаго отъ меня требуете", отвчалъ Роландсенъ: "я не знаю; но, кажется, дйствительно, нтъ."
Пасторъ былъ озадаченъ. Онъ, стало-быть, видлъ передъ собою не прихожанина, а такого субъекта, для котораго нтъ никакой разницы между буднями и праздниками. И пасторъ сталъ сдержанне съ незнакомцемъ.
Экономка стояла на крыльц; Роландсенъ и ее представилъ. Сдлавъ это, онъ откланялся и хотлъ уйти… "Подожди немножко, Ове!" шепнула юмору фонъ Лоосъ. Но Роландсенъ не сталъ ждать, онъ снова поклонился и, пятясь, спустился съ лстницы. "Вотъ, должно быть, чудакъ", подумалъ пасторъ.
Жена была уже въ комнатахъ. Она нсколько оправилась отъ морской болзни и уже осмотрла помщеніе. Она просила, чтобы самая свтлая и красивая комната была рабочимъ кабинетомъ пастора; затмъ для себя выбрала комнату, которую до сихъ поръ занимала юмфру фонъ Лоосъ.
II
Роландсенъ не сталъ ждать: онъ зналъ юмфру фонъ Лоосъ, а потому зналъ и то, что это значило. А онъ такъ неохотно длалъ что-нибудь, кром того, что ему самому хотлось сдлать.
Наверху на дорог встртилъ онъ рыбака изъ общины, который торопился, чтобы встртить пастора. Это былъ Енохъ, тихій и кроткій человкъ, всегда ходившій съ опущенными глазами и обвязывавшій платкомъ голову изъ за болзни ушей.
"Ты опоздалъ", сказалъ Роландсенъ мимоходомъ.
"Онъ уже пріхалъ?"
"Пріхалъ. Я пожалъ ему руку." И, обернувшись, Роландсенъ крикнулъ черезъ плечо: "Замть себ, что я скажу теб, Енохъ: я завидую, что у него такая жена."
Это былъ самый врный, легкій и дерзкій способъ довести, что слдуетъ по адресу. Ужъ Енохъ-то позаботится о томъ, чтобы это дошло до людей.