Фантазеры

— Кирилл, мне тоже нравятся эти стихи. Как эпиграф они бы украсили сочинение, но одного эпиграфа недостаточно. Я ничего не поставила тебе, Умаров. Надеюсь, ты представишь свое сочинение.

— Но я ведь написал сочинение, — возразил смущенно Кирилл.

— Ты хочешь сказать, что это твои стихи? — Клавдия Петровна гневно вскинула голову.

Кирилл тоже вскинул голову.

И снова гудела перемена. А он стоял у окна в коридоре и смятенно думал: «Неужели она решила, что я списал? Значит, у меня получилось?!»

Вот здесь, у окна, и появилась Анка, Анка из седьмого «Б», которая жила на четвертом этаже их семиэтажного дома. Она постояла рядом и, не глядя на Кирилла, сказала:

— Ты молодец, Кирилл. Я всегда это знала.

Кирилл молчал, ему стиснуло горло. Он смотрел в окно и молчал. Анка постояла немного и отошла.

За окном проклевывались листья, и на огромном циферблате электрических часов на углу, над булочной, поминутно вздрагивая, двигалась стрелка.

* * *

И сейчас по маленькому кругу циферблата, фосфоресцируя, бегала узенькая стрелка.

Кирилл давно хотел носить на руке такой хронометр, чтобы он светился в темноте и чтобы стрелка была длинной и узкой. И такие часы подарила мама. А сейчас она сидит одна и тоже следит за движением стрелок.

Кирилл поднимает воротник дубленки. В ней уютней, чем в плотной флотской шинели. И дубленку подарила мама. Теплые коричневые тупоносые ботинки покупала тоже она.

А сама вечером сидит над какими-то толстыми рукописями, читает, что-то черкает на полях то красным, то синим карандашом. И поля становятся похожими на небо во время салюта. А потом приходит почтальон и приносит переводы.

Стрелка на циферблате закончила круг. Часы самозаводящиеся, пылеводонепроницаемые. Сколько вечеров над монографиями мама просидела ради этих часов!

А позавчера позвонил Леонид Витальевич, пригласил ее в Большой на «Кармен-сюиту». Так она свой синий костюм два часа утюгом отпаривала. А чего его отпаривать? Его давно выкинуть надо. Сколько лет можно одно и то же женщине носить?

Ведь писал же я, что мне ничего не надо, что мне нравится все время ходить в курсантской форме. Ну да, я писал, а мать решила по-своему: мол, в короткие курсантские каникулы Кирилл иногда с удовольствием наденет штатское. И ради этого «иногда» она по-прежнему ходит в шубе, которую я помню еще с шестого класса.

Да, мама многое решает по-своему. И насчет Анки она тоже решила за меня. Вот Анка и повернулась ко мне спиной и тонким прутом чертит там что-то на снегу. Что ж, насчет штатского мама не ошиблась, а вот насчет Анки…

Да, штатское Кирилл в самом деле носит с удовольствием и сам себе кажется принцем, сохраняющим инкогнито. Но во имя любого инкогнито он не может расстаться с клешами и флотским ремнем. И, встречая в метро матросов или курсантов, оглядывая их взглядом знатока, он понимает: и они в нем признают своего.

А мама сейчас одна. На коленях у нее клубок шерсти, спицы методично чертят воздух. В уголке рта вздрагивает сигарета. Мать косит взглядом на дверь и ждет.

Она давно не назначала часа, когда Кирилл должен прийти домой, но никогда не ложилась спать, пока он не возвращался. Кирилл знал — утром мать все равно встанет в половине седьмого, будет готовить завтрак, раздраженно гремя кастрюлями. Кирилл старался приходить домой рано, но появилась Анка…

Кирилл вздохнул, поднял глаза. Анка стояла теперь чуть боком и быстрыми точными ударами прута заканчивала на снегу огромного страшного черта. Последним движением она изогнула ему хвост, который был с пушистой кисточкой на конце. Анка обернулась:

— Елена Анатольевна считает, что я на него похожа. Твоя мама…

— Анка, не надо.

— А мне обидно, когда ты смотришь на часы, я их когда-нибудь расшибу о стенку. Она специально их тебе подарила, чтобы ты бросал меня где попало.

— Анка, не надо, ведь через день я уезжаю.

— Думаешь, я забыла? Она и в училище тебя отпустила, лишь бы ты был от меня подальше.

— Но ты согласилась, — сказал Кирилл, понимая, что Анка права.

— Я… Я по-другому. Я — чтобы как ты хотел.

И тут она тоже была права.

Анка мягко положила руку на его плечо:

— Прости, я замерзла, а ты все стоишь и смотришь на свои часы. Дай я посмотрю на них, сколько там настукало, — постаралась лихо произнести Анка.

А в это время Елена Анатольевна тоже посмотрела на часы и решила, что Анке все зачтется, ей даром ничего не пройдет…

Оттого, что вот уже полгода сын был без нее, в училище, в Ленинграде, он потерял ту незащищенность, которая раньше так пугала Елену Анатольевну. И если Кирилла поздно нет, это не значит, что с ним случилась беда, скорее всего он никак не может расстаться со своей Анкой.

«Но с этой бедой я в конце концов справлюсь, — думает Елена Анатольевна. — Впрочем, если они бродят по городу, то Кириллу только на пользу. Одет он тепло, а в училище они почему-то мало бывают на воздухе. Зато Анка в своем холодном пальтишке наверняка простудится: только тут не мне печалиться, пусть Галка волнуется на своем Дальнем Востоке. Впрочем, она к дочке довольно равнодушна.

Эх, Галка, Галиночка… Неужели мы когда-то были подругами?»