Фантазеры

* * *

Понимаешь, это просто —
Брать закаты на ладонь.
В Белом море желтый остров,
Вдалеке горит огонь.

В Белом море остров тонет,
Звезды слушают прилив,
Ходят волны, словно кони,
Гриву набок завалив.

Кони в берег бьют копытом,
Кони стелются вдоль дна.
В брызги мелкие разбита,
Разлетается волна.

Понимаешь, это просто —
Слушать медленный прибой.
По волне скользит берёста —
Пароход с большой трубой.

На волне бревно играет,
Крутит белые бока,
И пугает, и пугает
Молодого рыбака.

Понимаешь, это просто —
Море, небо, темный лес
И кресты морских погостов
Маяками до небес.

Я тебя давно не вижу,
Я тебя давно забыл.
Оттого я, верно, выжил,
Что я сразу разлюбил.

Ты уходишь, словно остров,
Ты как небо и прибой…
Кабы мог я нынче просто
Побеседовать с тобой.

1

Решетка Летнего сада и снег. Больше ничего, но сразу ясно, что идет война. Гравюра прислонена к стене. Батя голову наклонил и смотрит на гравюру так, словно то не его работа, словно он только меняет листы, показывая школьному другу черно-белые оттиски.

И мастерская на втором этаже почти развалившегося дома тоже не его, и Альбина стоит у стены и смотрит, словно видит все в первый раз. И Батя вовсе не ее муж, с которым она нянчится уже пять лет. Трудно быть женой художника, если быть настоящей женой.

Доватор смотрит на гравюры, и хотя у него на плечах уже погоны капитан-лейтенанта, а позади и дальний поход, все равно он чувствует себя мальчишкой.

Юрка смотрит на гравюры, и ему не верится, что это сделал Батя, с которым они столько лет вместе просидели на одной парте. Тот самый Батя, который рисовал ковры на толе с лебедями и беседками, и они вместе торговали ими на базаре, потому что и Бате и Галине Павловне нужно было питаться получше.

Галина Павловна умерла почти сразу после того, как Батя закончил Академию художеств, и очень обидно, что нет ее сейчас в мастерской и она не видит, как здорово сын работает. На такое она не рассчитывала, она только хотела, чтобы он голодным не сидел. Впрочем, с финансами у Бати и сейчас, кажется, не очень густо.

Доватор подошел к стене и начал перебирать листы. Батя считает, это иллюстрации. Пусть считает. Только гравюры существуют сами по себе. По-настоящему получилось, верно, поэтому говорить ничего не хотелось. А Батя и так все понял.

— Ладно, Юрка, я уберу.

— Ладно, — огорченно протянул Юрка.

Альбина все стояла у стены. Красивая жена у Бати. Невысокая, тонкая. Лицо у нее сейчас узкое, напряженное. Юрий Евгеньевич догадался: ей нужно услышать хорошее о Батиной работе. Все действительно очень сильно, только говорить об этом Доватор не мог. Жалея, что не может, он произнес другое:

— В школе ты был взрослее меня, хотя я и старше тебя, правда, всего на четыре месяца и двенадцать дней. В конце, видно от постоянного общения, мы подравнялись немного. То ли я подтянулся, то ли ты опустился до моего уровня. А потом мне показалось, что я тебя обогнал, особенно после подлодки. Ты все рисовал, а у меня были люди, за которых я отвечал, у меня была в руках техника. А ты все рисовал, и, не сердись, мне казалось, мало ездил. Ты как-то неожиданно стал взрослым и мудрым, Батя. Может, не при Альбине будь сказано, мы в самом деле начинаем стареть. А?

Батя улыбнулся. Альбина чуть шевельнулась, и лицо у нее покруглело.

— Пойду кофе сварю, — сказала Альбина.

— Хорошую жену ты нашел, Батя.

— Тебе тоже пора… Видимся редко.

— Да, мы бездарно мало видимся, — сказал Доватор. — А жену… Тут я неудачник, что ли… Из нашей роты холостяков почти не осталось, разве те, кто по второму заходу… Недаром мне цыганка…

— Тебе цыганка и счастье пообещала. Возьми меня в оракулы, я чувствую, что к нам навстречу летит удача.

— Ты просто работать стал, как молоток, вот у тебя и появилось такое ощущение. Потом Альбина тебе не только кофе варит. Она внутренне с тобой работает.

— Не хвали, зазна́ется.

— Ничего, она не слышит. К тому же матроса надо вовремя похвалить. Как насчет жен, не знаю.

— Ничего, это ты еще изучишь. — Батя потер выразительно свою еще по-детски тонкую шею, и они оба засмеялись.

Столик и три чашки. Доватор косится на часы.

— Куда торопишься? Дома дети не плачут. Заночуем прямо в мастерской.

— Не выйдет, я сегодня в Москву. Командировка.

— Зачем? Фу, вечно забываю, что все с тобой совершаемое есть гостайна… Старых знакомых навестишь?

— Собираюсь, во всяком случае.

2