Фантазии господина Фрейда

– Только не говори мне, что у тебя очередные проблемы! – взорвался он.

– Володечка! – жалобно заскулила я. – Мне бы только оперативную сводку за июль посмотреть, а потом я тут же убегу!

– У тебя совесть есть или нет?! – бушевал он.

– Володечка, я же быстренько! – уговаривала я его.

Продолжая канючить, я села за руль и поехала в сторону управления – конечно, разговаривать по сотовому за рулем нельзя, но время-то поджимает! Слава богу, что погода стояла по-прежнему сухая и теплая, дачники не спешили закрывать сезон, так что в пятницу вечером улицы были достаточно свободными, и я благополучно, а главное, быстро доехала. Да! Разговаривая, точнее, уговаривая все это время Володю по телефону, и пусть мне за это будет стыдно! Но своего я таки добилась: наконец остановившись, я сказала:

– Володечка! Да я ведь уже у подъезда!

– За какие грехи бог мне тебя послал?! – вздохнул Кирьянов. – Черт с тобой! Поднимайся! Я предупрежу, чтобы тебя пропустили.

По лестнице я бежала вихрем и влетела в его кабинет через три секунды. Он буркнул:

– Давай! Я уже компьютер включил.

Я нашла данные за четырнадцатое июля и начала просматривать рапорт за рапортом, пока не наткнулась на искомое. Имя пострадавшей не указывалось, но ею могла быть только Клавдия Петровна, потому что на брошенной преступниками машине значились именно номера, которые я услышала от Венчика. В переводе с казенного на общепринятый гражданский язык в рапорте говорилось о том, что один пастух перегонял стадо через параллельную Волгоградской трассе проселочную дорогу, и машина «Жигули» пятой модели с номером П 374 ИК остановилась, чтобы переждать, пока животные не пройдут. Из машины выскочила женщина и бросилась прямо в середину стада. Тут же из салона выкатились двое мужчин и принялись по женщине стрелять, и она упала. Испуганные животные запаниковали, заметались, разбегаясь во все стороны, собаки пастуха залаяли на стрелявших, подбежали пастух с ружьем и подпасок. Мужчины попытались уехать, но мотор их машины заглох, и тогда они просто убежали прочь. Раненую женщину доставили в фельдшерско-акушерский пункт ближайшей деревни с названием Милюковка, фельдшер сообщил о происшествии участковому. У женщины имелось два огнестрельных ранения, и животные ее здорово потоптали, она была без сознания, показаний дать не могла, а сумки при ней не оказалось. Изъятые из ран пули и машина преступников находились у участкового инспектора деревни Милюковка.

Грустно было все это читать, но меня немного то обстоятельство утешало, что по крайней мере на тот момент Клавдия Петровна была еще жива. Я понимала, что в таком состоянии ее в фельдшерско-акушерском пункте оставить не могли, перевезли в больницу. А все больницы, какими бы они ни были, частными или муниципальными, обязаны информировать милицию об огнестрельных ранениях, да и обо всех прочих криминальных случаях тоже. Но ни пятнадцатого, ни шестнадцатого июля ничего подобного я в сводке не нашла, а ведь там имелись данные и по области. Вывод напрашивался только один – Клавдия Петровна скончалась… Как же я взбесилась! «Ну, погодите! – гневно подумала я. – Если вы решили, что упрятали все концы в воду, – вы крупно заблуждаетесь! Я все равно в этом деле разберусь! И начну завтра же утром – с этой деревни, Милюковки!»

Я взглянула на Кирьянова. Он укоризненно смотрел на меня и тяжело вздыхал.

– Володечка! – начала было я, желая поблагодарить его, сказать, что он – самый лучший на свете друг и все такое прочее, но продолжить он мне не дал – рявкнул во весь голос:

– Изыди, нечистая!

– Уже ухожу! – заверила я его и быстренько ретировалась.

Довольная тем, что в деле хоть какая-то ясность наконец появилась, я отправилась домой и, только подъехав к подъезду и загнав машину на стоянку, вспомнила о своем пустом холодильнике. Слова, которые я в тот момент выпалила вслух, я никогда не решусь повторить в приличном обществе, но вдруг меня осенило – у меня же есть кабачковая икра и хлеб, да еще и кофе! Это уже просто королевский ужин получается! Я открыла багажник, собираясь достать свой пакет, и увидела коробку – как сказал Ершов, с гостинцами от Маркина.

Истинный размер, в смысле – вес гостинцев, я оценила прямо на месте, потому что поднять коробку я еще могла, а вот нести ее – нет. Пришлось мне, усиленно при этом облизываясь, опустошить ее в несколько заходов. В результате на столе в моей кухне получилась настолько живописная картина, что я чуть слюной не захлебнулась. Несколько батончиков разнообразных колбас, небольшой круг сыра, литровые банки с соками, консервированными овощами всех возможных видов и тушенкой. Какой же пир духа и плоти я себе устроила! Я всего отрезала, все открыла, все попробовала и угомонилась, только почувствовав, что совсем осоловела и уже встать из-за стола не могу. «Черт с ней, с фигурой! – заторможенно подумала я. – Если учесть, сколько дней я недосыпала и недоедала, во вред мне такое обжорство пойти просто не имеет права!»