– Вот видишь. Ты вообще птенчик, ничего не знаешь. Потому что мужик. Настоящий! Надо же, как мне повезло. Дотронься до нее, – прошептала запекшимися губами Аркадия.
– До кого? – не понял я.
– До плевры, – едва выдохнула Аркадия.
Я дотронулся до пленки пальцем – она была не липкая, но какая-то вязкая, все еще немного влажная, не холодная, но холодящая. Как голос Аркадии, подумал я. Пленка приклеилась, прикрепилась к пальцу, обволокла его и стала расходиться, распространяться – вот она уже облепила всю ладонь, вот захватила запястье, начала подниматься к локтю. Я опустил глаза вниз, все тело Аркадии оказалось покрыто целлулоидной, прозрачной пленкой, и она, разрастаясь, обволакивала и мое тело, открывала поры и на моей коже, проникая в них, создавая неисчислимое количество связей. Связей между мной и Аркадией.
Я должен был испугаться, я уже был готов испугаться. Отпрянуть, отстраниться, оторваться от нее, вскочить, разорвать связующие нас пленочные сети, убежать. Но я не успел. Я вдруг почувствовал поток. Не мощный, не подавляющий, скорее осторожный, деликатный, он пульсировал, перетекал, от Аркадии ко мне, из каждой ее клетки в каждую мою. Я явно чувствовал его подрагивающую теплую энергию. Он наполнял меня мягкостью, будто размягчал, разжижал, делал аморфным, податливым. Пленка трепетала, чуть раздувалась, потом опадала на секунду и снова наполнялась. Чем? – я понятия не имел. Но мне уже было все равно. Какая разница из чего, из какой внутренней энергии состоял движущийся в обе стороны поток? Главное, что вместе с ним пришло успокоение. Полное, наркотическое, облегчающее настолько… что оно показалось счастьем. Невероятным, неведомым мне прежде, дробящим на части, на мельчайшие органические элементы, на элементарные, нуклеиновые частицы. И я, видимо, отключился, выпал из реальности, из окружающей обычно затвердевшей среды.
Когда я пришел в себя, в комнате было совсем темно. Я посмотрел на настенные часы, они показывали пол-одиннадцатого вечера, значит, я находился в забытьи часа четыре, даже дольше. Аркадия лежала рядом, тихо, недвижимо – ресницы прикрыты, тело чуть подрагивало, будто там, в своем опутывающем сне, она зашлась в мелком трясучем шаманском танце. Я попытался отстраниться, но не тут-то было – связывающая нас застывшая пленка тут же натянулась, попыталась подтащить назад, я повел плечами, раздалась череда негромких шлепков, будто умело открыли одну за другой несколько бутылок шампанского. В нескольких местах пленка лопнула, разошлась, оголила пустыри чистой, освободившейся от прозрачного целлулоида кожи.
Видимо, именно от того, что связь оказалась нарушенной, Аркадия открыла глаза. Сначала в них ничего нельзя было прочесть – ни мысли, ни сознания, даже намека на него. Но постепенно их стекловидность растворилась в густоте зрачка, она вздохнула чуть глубже, затем еще раз, повернула голову, увидела меня, улыбнулась.
– Надо же, – проговорила она и замолчала. Потом все же продолжила: – Я даже не ожидала такого. Такой энергазм… я такого никогда не испытывала. Подруга говорила, что от вас, мужиков, так и прет, что ваша механика сшибает с ног, но я и представить не могла… – Она сбилась на полуслове, я воспользовался паузой.
– Энергазм? – переспросил я. – Что это за животное такое?
Аркадия улыбнулась.
– Я же говорю, ты совсем наивный. Ты даже не знаешь, что такое энергазм. Энергетический оргазм – вот что это такое. Такой силы и частоты, как с тобой, у меня никогда не было.
И тут реальность вернулась ко мне, я все вспомнил, все составилось в общую, единую картину.
– Слушай, – сказал я, – ты должна мне объяснить. Я ничего не понимаю. Ты сказала, что ты плеврита. Что это такое? У тебя даже влагалища нет. Ты что, не женщина?
Теперь она уже не улыбалась, просто смеялась, звонко, беззастенчиво, чуть перекашивая узкие, растянутые губы.
– Конечно, не женщина. Ах да, ты говорил, что у тебя только женщины были? То-то ты мне между ног полез, – хохотала она в полный голос. – А там ничего… Представляю, как ты удивился.
– Удивился, не то слово, – вставил я.
– Конечно, ты прав. Мы, плевриты, действительно внешне на женщин чем-то похожи. Кто совсем не разбирается, вполне перепутать может.
– Я ничего не понимаю, – повторил я, чуть отстраняясь. – Ты должна мне все объяснить. Что происходит? Какие плевриты, откуда вы взялись?
– Ты вообще с какой планеты спустился? – в свою очередь спросила Аркадия. Смех все еще разбирал ее, но она уже взяла себя в руки.
– Я отсюда, с Земли. Правда, я давно из квартиры не выбирался. Я же говорю, книгу писал. Может, за это время какие-то изменения в человеческой природе произошли.
– Знаешь что, давай сперва плевру разорвем. А то она застывать стала, потом не отмоешь. Кто первым в душ?
– Можно, я сначала? – решил я. – Чем ее отмывать, мылом? – Кожа под пленкой стала чуть почесываться. Видимо, с непривычки.
– Ага, там губка специальная, голубая. Ты увидишь. Я встал, пошел в сторону ванной.