Хочу отметить одну закономерность: бывшие носители всех тринадцати душ не являлись урожденными москвичами. Да и те, чей прах защищает Кремль - тоже неместные. То есть, духам доводится существовать далеко от места происхождения тел. А вот и не знаю, для чего это сейчас сказанул.
Мы и сами повинны в том, среди нас обитают те духи, которых мы бы не хотели, а тех, кого хотели, нет и в помине. Я, например, желаю, чтобы над Старой Москвою витал дух Есенина. В смысле, не перегар, а вообще - поэзия. Дело не в религии или культе, а в самой сути вопроса. Вот Жукова сожгли и прах замуровали: разве от этого Георгий Константинович стал менее почитаемым в русской патриотической среде? Не жалел солдат и не знал жалости? Так же можно сказать и о Тамерлане, и о Наполеоне или о Гудериане. Все трое, кстати, перли в своем время на Москву и получили по зубам. Но и духа Жуковского средь нас нет - даже несмотря на изваяние Жуковского коня с козырного краю Манежки. Может быть, если бы Жуков попал Апостолы, а Жданов - в прах, было б интереснее. Но Непобедимый Воин там уже есть, двое - уже перебор. Я ж говорю: все продумано и уравновешено. Это мы думаем, что бардак и бедлам, а здесь Система.
Что же касается мумии Самого Человечного.... в церквах тоже ведь останки усопших помещают на всеобщее обозрение и для поклонения. Надо же понимать, почему с Ильичем сделали так-то вот: напомню, в 1924 году от Рождества Христова народ русский еще жил верою в силу святых мощей. Ну, да везде свои обычаи, они суть народный дух. Если то или иное учение допускает идолопоклонство, значит, тому способствует естественное право, главенствующее в обществе в данную эпоху.
Итак, духи большевистского пантеона витают себе по Старой Москве и все видят. А между тем они не одни такие. Москва ведь вся на костях: еще в царские и богобоязненные времена погосты истирались напрочь, на их же месте строились всякие заведения. И множество таких вот сущностей время от времени отражается на фотографических снимках в виде световых кругов, звериных оскалов а то и еще каких загогулин. Специалисты предполагают некие энергетические поля, но мы то знаем: есть много, друг ты ситный мой, на Божием Свете, чего не понимают даже дети.
Очередной префект ЦАО, номинальный хозяин Старой Москвы, которого в детстве во дворе звали "Фуксом", - еврей. Но не чистопородный, в наших краях теперь натурального еврея не сыщешь даже в синагоге. Давайте и мы его будем звать Фуксом. Он родился и вырос в Старой Москве, на бывшей Огородной слободе. Потом следовала карьера, и вот, на тебе: префект. Фигура негромкая, но значимая, практически управляющий Старой Москвы, по чину - генерал-губернатор.
У Фукса есть законная жена и почти взрослые дети. Есть незаконная жена и маленький ребенок. Есть прелестная готовая на все фотомодель. Но не хватает уединения. И как в том анекдоте про Ильича, который сказал Крупской, что ушел к Арманд, сказал Арманд что ушел к Крупской, а сам в библиотеку - и аботать, аботать и аботать, Фуер ищет возможности побродить просто так, наедине с собою. Так лучше мысли выстраиваются, а для чиновника такого ранжиру строй мыслей, структурирование в поиске верного порядка и этнических корней - святое.
С присущей ему административной грацией Фукс любит ночами, вот так, в одиночку дозором обходить владения свои. Префект теперь у нас величина не шибко и значимая и слишком часто сменяемая должность; даже постовые практически не узнают большого начальника, а это Фуксу и надо. Устаешь от внимания и подхалимажа, хочется побыть обычным внештатным человеком.
Нередко префект заходит и на Красную площадь. Теперь у нас не времена тоталитаризма, ночная жизнь Старой Москвы кипит, людишки слоняются, по-настоящему уединиться и подышать ЭТИМ ДУХОМ, ощутить "нерв" подотчетной территории не получается вполне. Зато мыслительный процесс протекает натуральным образом, ибо в небесах торжественно и тихо, а редкая пробивающаяся сквозь паразитную засветку звезда со звездою о чем-то сокровенном говорит. Я имею в виду, звезды небесные ведут диалоги со звездами кремлевскими. В нашем эклектичном городе все со всем перекликается и оспаривает; такой у Белокаменной нрав.