Фантазии женщины средних лет

– Я говорю, что в Америке официанты значительно лучше, чем в Европе.

– Слушай, – сказала я, – может быть, ты хочешь, чтобы я уехала?

– Нет. Я не хочу. – Он помолчал. – Но если говорить о тебе, где еще, как не во Флоренции, изучать архитектуру? Я был там, когда-то давно, это сказка, музей под небом. И глупо упускать шанс. – Потом он подумал и добавил:

– Я бы поехал на твоем месте.

– Хорошо, – сказала я, – я поеду, если ты настаиваешь.

– Ты не понимаешь, так будет лучше для тебя.

Я все равно не приняла решения сразу, я думала еще недели две, перед тем как согласиться. Конечно, с точки зрения прагматичной логики мне следовало поехать. В нашем университетском городке архитектурных компаний не было, а это опять означало переезд и расставание со Стивом. К тому же претендовать я могу только на небольшую зарплату. «А так, – думала я, – после учебы в Италии я буду знать и уметь куда как больше. Стив, он единственный, из-за кого мне не хочется ехать. Но он и сам считает, что мне стоит рискнуть и что только от нас самих зависит не потерять друг друга».

Я дала согласие и последние два месяца до отъезда провела в сборах. Каждый день приносил новые, казалось, пустяковые, мелочные заботы и растаскивался ими по кускам, оставляя лишь вечер, когда меня, усталую и замотанную, уже ни на что особенно не хватало. Все это время я пребывала в нервном, лихорадочном возбуждении, я даже в постели перестала чувствовать, как раньше, и Стив пытался успокоить меня, но не мог.

Я так сильно вжилась в него за последнее время, что даже сама удивлялась, я и не подозревала, что настолько могу привязаться. Вечером, когда мы уже лежали в постели и я доверчиво, как никогда прежде, прижималась к нему всем телом, я чувствовала, как предательски сдавливает горло, и я не плакала, нет, но глаза покрывала непрозрачная пленка, и я опускала голову вниз, чтобы он не заметил. Раза два или три я все же не могла сдержаться, и слезы прорывались наружу вместе с ревом, и я спрашивала дрожащим голосом: «Может быть, мне не уезжать?», но он молчал, и я щекой чувствовала, как он пожимает плечами.

Сейчас я понимаю, что Стиву тоже было непросто. Много лет спустя он написал в письме, что хотел схватить меня и увезти, спрятать под замок, отлучить от мира, оставив только для себя. «Только потому, – писал он, – что на карту было поставлено твое будущее, я пошел на жертву и позволил тебе уехать».

Мы договорились так перед отъездом: писать друг другу письма. Стив вообще патологически не любил телефон, он его боялся, даже вздрагивал, если вдруг раздавался звонок. Он говорил, что телефон, возможно, и подходит для деловых договоренностей, но никак не для общения.

– Телефон неличностен, сиюминутен, – говорил Стив, – он не связан ни со временем, ни с человеком. Голос рассыпается в момент произношения, его невозможно закрепить во времени. Кроме того, из-за все той же скоротечности голос не продуман, неискренен, слишком поверхностен. Он не может передавать глубоких эмоций, только секундное настроение, не говоря уже о чувстве. Но главное – он не остается с тобой.

Письмо – другое дело. Оно требует времени и обдумывания и, помимо того, что оно вечно, оно еще личностно, его можно много раз перечитывать и сохранять. К тому же почерк. Он, как запах для собаки, как отпечатки пальцев, по нему можно многое распознать. А потом, письмо не пишется мгновенно, оно требует много времени, порой нескольких дней. А это значит, что человек думает о тебе, ему не жалко своего эмоционального напряжения. Каждое письмо, по сути, является произведением, созданным для одного человека. Не случайно публикуют письма знаменитых людей. Письмом не отмахнешься, как телефонным звонком…

Я видела, что Стив может еще долго продолжать, и, удивляясь его непривычной напористости, перебила:

– Чего ты так завелся из-за ерунды?

Он стушевался, видимо, ему самому стало неудобно от своей многословности, и сразу сбавил тон:

– Действительно, чего это я? Не знаю, наверное, наследственное. У нас в семье, знаешь, всегда был культ письма и почти ненависть к телефонам. В меня заложили с детства, что, когда человеку наплевать, он звонит, а когда важно – пишет. И теперь я не хочу, чтобы ты для меня выродилась в телефонные звонки.

Это была правда, Стиву почти никогда не звонили, а если сам он куда и звонил, то разве что заказать пиццу. Зато каждую неделю он получал несколько писем, в основном, он говорил, от родителей, которые жили где-то на западном побережье. Он тоже писал в ответ, редко дома, как правило, на работе, но я часто видела запечатанные и готовые к отправке конверты.