Фантазм

И если Айсен для него потерян, это не значит, что теперь он должен собрать себе гарем! Пусть даже, без ложной скромности, многие из подобных мальчиков были бы рады попасть к такому хозяину и в его постель.

— Идем, — коротко распорядился мужчина, и развернулся, не заметив, что напряжение в темных глазах юноши стало больше похоже на панику.

Однако Равиль расправил плечи и двинулся вслед за хозяином гибкой плавной походкой, бесшумно ступая по плитам босыми ступнями. Войдя в кабинет, он опустил очи к долу, как и положено рабу в ожидании воли господина — чудесная поза! Превосходно помогает скрыть облегчение, что они оказались не в спальне, хотя господин Фейран был бы далеко не самым плохим мужчиной в его жизни, и тревогу, когда хозяин взялся за письменные принадлежности.

— Это все, что у тебя есть? — Фейран небрежным жестом обрисовал стройную фигурку в холщовой рубахе и штанах.

Равиль вздрогнул, и тут же, досадуя на себя, дерзко вскинул взгляд:

— Да.

А вот тон был сама скромность и простодушное недоумение — мол, откуда же иному взяться…

— Жаль! — снова усмехнулся господин и снова непонятно, у юноши уже голова шла кругом!

— Вот деньги. Сейчас возьмешь Хамида и пройдетесь по лавкам. Если кто что начнет спрашивать, покажете это, — поднявшись, Фейран вручил юноше только что написанный и запечатанный свиток. — Подбери себе что-нибудь такое, чтобы глядя на тебя, даже евнух истек слюной от желания!!

Новая усмешка, так что Равиль поежился, но свиток все-таки с поклоном принял.

— Затем подготовишься и пойдешь в порт…

Счастье, что Равиль еще не успел разогнуться: при слове «порт» он побледнел так, что не заметить это не смог бы даже господин Фейран в его истрепанных чувствах, свиток в мгновенно вспотевшей ладони смялся… И юноша не торопился выпрямиться: а что, послушный раб внимает воле хозяина!

— Корабль называется «Святая Магдалена». Найдешь, ты парень ловкий. Франка, который тебя покупал, хорошо помнишь? Он бывал здесь не раз…

— Да… — выдавил Равиль.

— Скажешь ему, что ты мой подарок, в благодарность за помощь. Передашь это, — новый свиток, запечатанный. — Да поторопись!! Они нынче с якоря снимаются. Если опоздаешь — я рассержусь сильно…

Белый, как мел Равиль поклонился еще ниже, боясь даже взглянуть на нынешнего хозяина, и, прижимая к груди оба свитка, со всех ног бросился разыскивать Хамида.

* * *

Чтобы бороться с судьбой, нужно мужество, но чтобы достойно принять судьбу — необходимо мужество еще большее. Ощущения были такие, как будто резал сам себя по живому, но Фейран никогда не имел привычки отступать от своих решений.

Пусть это порой и служило дурную службу, причем не только ему…

Однако в этом случае он напомнил себе, что как бы тяжело не было ему, он должен прежде всего думать об Айсене: и как врач — сейчас не следовало волновать юношу, и как мужчина — после всего, что он натворил, он просто обязан дать Айсену хотя бы немного покоя, раз это все, что любимому теперь от него нужно.

О нет, не в том суть, что даже ангельское терпение имеет свои границы — до конца жизни Фейран носил бы на руках своего мальчика! Если бы тот позволил… А Айсен ясно дал понять, чего хочет.

Усмирив сопротивляющееся доводам рассудка сердце, Фейран взял себя в руки и безжалостно загнал свое поведение в строгие рамки врачебной помощи и этики, с твердой решимостью исполнить все до конца.

Казалось даже, что решение было верным, и на какое-то время между ними установилось подобие равновесия. Правильно догадываясь, что выздоравливающего юношу гложет неопределенность его положения, после того как обретенная под ногами почва была настолько резко и внезапно выбита, Фейран предпринял попытку успокоить его хотя бы в этом. Оправдывая свой порыв тем, что чем меньше у Айсена будет поводов для тревог, тем лучше для его здоровья.

— Ты не должен ни о чем беспокоиться, — спокойно и мягко объяснял мужчина. — Пока ты мой пациент и гость. Твое присутствие здесь тебя ни к чему не обязывает. Это было единственное возможное решение, и речь шла только о твоей безопасности…

Он понимал, что лжет, точнее, говорит лишь часть правды, но говорил эту часть убедительно и проникновенно: он больше не станет ни принуждать Айсена к чему-либо, пользуясь авторитетом в том или ином плане, ни уговаривать, зная его отзывчивую натуру. Даже если сердце юноши дрогнет на мгновение, пользоваться этим мигом будет еще одной ошибкой, которую потом они оба не простят себе.

— Возможности поправиться, не опасаясь продолжения преследований. В Тулузе нельзя было оставаться нам обоим, зато у Филиппа оказывались развязанными руки, и он смог заняться восстановлением положения семьи.

На этих словах лицо напряженно слушавшего его юноши болезненно исказилось, и Фейран обругал себя, жалея, что не может его обнять.

— Айсен, не вздумай в чем-то винить себя! — наверное, этот вопрос тоже пришлось бы затронуть рано или поздно, и пусть уж лучше рано! — Твоя единственная «вина» в том, что ты выжил! И разве Филипп мог бы позволить… этой твари… причинить тебе вред снова?!

— Да, — тихо согласился Айсен, — он дал слово.