Фантазм

Мадлена едва сдержала еще один вздох, — было очевидно, что юноше не дает покоя нечто, что не так-то просто поведать, и это нечто скорее всего из прошлого, а не из настоящего. Ей даже страшно стало от мысли, что еще она может услышать об этом хрупком забитом мальчике, а перед глазами на минуту возникла жуткая картина — обнаженный юноша, распластанный под бездушно и безжалостно вколачивающимся в него самцом, покорно отдающий себя на поругание под страхом мучительной кары… Ей самой стало трудно дышать.

Женщина тряхнула головой, из-за чего концы чепца взмахнулись двумя крыльями.

— Ладно, ложись-ка ты и правда! А то совсем я тебя загоняла, а завтра метр Филипп собирался взять тебя с собой на склады, — самым естественным на свете жестом, Мадлена поднимаясь поцеловала юношу в лоб. — Не переживай, все образуется!

Айсену показалось, что в него попала молния! Мгновение назад он был уверен, что госпожа обо всем догадалась, и вдруг…

— Спокойной ночи, — женщина обернулась на пороге, и увидела, что щеки юноши мокры от внезапных слез.

У него в глазах был край пропасти, к которому очень не хотелось подходить! Однако она пересилила себя и вернулась на прежнее место, промедлив самую малость, и прижав парнишку к себе еще крепче, чем прежде, гладя и укачивая, как маленького.

— Бедный, бедный мой мальчик…

После этого нежного шепота Айсена словно прорвало! Он рыдал, вцепившись пальцами в пышные рукава так, что плотная ткань едва не трескалась. А потом заговорил, — глухо, прерываясь на новые приступы плача, путаясь, перескакивая с одного обрывка кошмара на другой, — обо всем… Даже о том, о чем не спрашивал метр Кер.

Уж лучше так, самому, чем постоянно ожидать огласки и позора, или как с Фейраном — прикипеть всем сердцем, чтобы потом это сердце оказалось разбито!

Надо же, и у рабов есть сердце! Наверное, нужно, что бы оно болело, чтобы помнить об этом…

Когда уже ни слов, ни слез не осталось, юноша еще некоторое время тихо вздрагивал в так и не разжавшемся кольце теплых рук. Обессиленный своей внезапной вспышкой, Айсен не сразу осознал, что его все еще гладят, шепча на ухо, что-то успокоительно ласковое, что он понимал только наполовину.

— Ничего, ничего… все уже позади! Успокойся, не надо так… Все позади, ни одна скотина не посмеет больше тебя тронуть!! Это главное… Ты не один больше, и мы со всем справимся…

Обессиленный юноша позволил уложить себя на постель. Мадам Мадлена куда-то исчезла, — Айсен не понял куда. Его начало трясти в ознобе, а голова была невероятно тяжелой… И пустой: он чувствовал, как будто внутри не осталось ничего, кроме вязкого бултыхающегося тумана…

Мадам вернулась, заставила его сесть.

— Пей, а то голова болеть будет.

Дождавшись, пока юноша выцедит все подогретое вино с какими-то горьковатыми травами, женщина обтерла ему все еще мокрое от слез лицо смоченным в холодной воде платком.

— Вот так! Успокоился? — карие глаза смотрели на него довольно сурово, но без гнева и презрения. Мадлена тоже была бледна, и улыбалась несколько принужденно. — Ничего… ты сильный, раз ты все это пережил, и еще способен кого-то любить, радоваться новому дню! Прошлое уже не изменишь, а будущее — можно. Думай лучше, что у тебя еще все впереди!

Мягкая ладонь скользнула по волосам и щеке.

— Вы знали, — севшим от плача голосом произнес Айсен, впервые глядя кому-то в глаза прямо и пристально. Он не спрашивал.

— Конечно, — подтвердила госпожа Мадлена. — Как же иначе! Я же должна знать, что за человек входит в мой дом.

— Почему? — Айсен спрашивал уже о другом, но его поняли.

Женщина бережно взяла его лицо в свои ладони.

— Господи, да кем бы я была, если бы отказала в помощи после всего того, что с тобой сотворили!!

Юноша немного растерялся от подобного бурного негодования, но на сердце отчего-то потеплело еще больше.

— И еще, — Мадлена вновь вернулась к своему решительному тону. — У тебя на лице написано, о чем ты сейчас думаешь, но я скажу, что никому кроме нас с метром Филиппом о твоем прошлом знать не следует! Никого ты этим не обманываешь! Это твоя тайна и ты имеешь полное право ее не выдавать. Никому до этого дела быть не должно — нечего языками попусту чесать! И потом, попробуй хотя бы единственный первый раз в жизни подумать о себе. Скоро ли вернется Фейран и вернется ли — мы не знаем…

От одного из предположений Айсен непроизвольно вздрогнул: он как-то старался не думать о такой возможности, убедив себя, что если он будет верить, что с возлюбленным все хорошо, то с ним действительно ничего не случится.

— Задумайся! — Мадлена между тем продолжала пытаться до него достучаться. — Очень может быть, что к тому моменту, когда вы встретитесь снова, ты сам не захочешь к нему возвращаться. Не отрезай себе сразу все возможности. И это никакое не предательство, не надо так на меня смотреть! Это жизнь. ТВОЯ жизнь! Не совершай ошибки, отталкивая себя в клоаку, куда тебя уже однажды втоптали против воли — отмыться будет куда труднее!

Женщина совсем разошлась и надеялась, что ее наставления не пройдут даром: вроде бы юноша все же задумался.