Но тому это не нужно. Приходилось признать, что его хозяину просто нравится причинять муки, а ему ничего не остается, как терпеть их, ведь он и предназначен для того, что бы господин мог удовлетворить свои желания.
Горло отекло и болело, юноше едва удалось проглотить пару кусочков лепешек, которые он все-таки подтянул к себе. Он мечтал о глотке теплого молока, как иные мечтают о райском блаженстве.
А между тем, новая игра пришлась по душе господину, которому понравилась собственная изобретательность. Он не душил до конца, растягивая пытку, и даже если вначале подобного развлечения Айсен пытался сдерживать себя, то очень скоро начинал дергаться, рвано биться с хриплыми криками - он не заметил когда начал кричать от прикосновений своего хозяина, но теперь кричал всегда, - и умолять господина взять его как-нибудь иначе.
Разумеется зря. Перекрывая доступ воздуха в легкие, мужчина дожидался, пока по тонкому телу под ним начинали идти судороги, и полузадохнувшийся раб коротким спазмом выплескивал семя. Тогда он отпускал удавку, не давая потерять сознание совсем, и с наслаждением наказывал за то, что считал доказательством того, что тваренку все-таки нравилось подставлять свой зад под большие горячие члены…
И за мнимое притворство, за молчание, за крики и стоны, за кровь из прокушенных губ и скребущие по простыням пальцы, когда в его воспаленный проход вламывался огромный орган, и только кровь от вновь разбереженных разрывов служила смазкой… За то, что живучий и терпеливый. За все. При желании, всегда можно найти, за что наказать.
Айсен уже даже не плакал, сворачиваясь на своей подстилке клубочком и обреченно замирая до следующего раза. Даже самая мучительная смерть больше не пугала, - подумаешь, еще немного боли, зато потом его никто уже не тронет. Совсем никто… никогда. Мысль, вначале показавшаяся странной, в конце концов, осталась единственной осмысленной и живой. Ему было на что надеяться: рано или поздно, хозяин убьет его и тогда-то кошмар закончится!
И судя по всему, закончится он скоро. У него болело все, даже волосы, за которые его постоянно таскали. Горло, содранное и внутри и снаружи, не позволяло ничего съесть. Болели ребра, и Айсен не был уверен, что некоторые из них не сломаны. Он ходил кровью, - толи от того, что внутри у него было все отбито, толи потому что после ежедневных забав хозяина анус превратился в горящую огнем рану.
Истощенный издевательствами рассудок почти не воспринимал окружающую действительность, мальчик даже не мог сказать день или ночь на дворе. Хуже всего приходилось, когда хозяин требовал у полумертвого от побоев и насилия раба показать утонченные ласки, которым его обучали в школе. Это значило, что Магнус в хорошем настроении и жестокая игра затянется надолго.
В таких случаях Айсен не отделывался несколькими затрещинами. Спина, бедра и ягодицы теперь представляли собой причудливое переплетение следов кнута, хлыста и плети, не успевавшее заживать после очередного приступа гнева господина. Теряя сознание, он мечтал не очнуться, но высшие силы, как и раньше, не торопились исполнять просьбы какого-то раба.
Магнус вошел в комнату, служившую темницей его рабу бесшумно, неслышно ступая по шуршащим жестким циновкам. И остановился, с удовольствием разглядывая свое имущество.
Мальчик спал, свернувшись на травяных циновках хрупким комочком, и сжимая ладошкой цепь от ошейника. Тонкая подстилка местами была в пятнах крови. Худощавое и истончившееся еще больше от недоедания тельце сплошь покрывали кровоподтеки самого разного цвета и глубокие ссадины различной давности. Шея и запястья тоже были сплошной ссадиной, они опухли и местами кровоточили: в последнее время мужчине нравилось прикручивать мальчика за руки или за ошейник к балке, так что ноги едва доставали пола, и уже в таком положении пороть и насиловать.
Придирчиво осмотрев раба, Магнус с неудовольствием признал, что игрушка порядком поистрепалась. Стоило бы дать ему отдохнуть, может подлечить немного, но прерывать даже ненадолго любимое развлечение, в последнее время заменившее собой все иные, - было выше его сил! Поэтому он только пожал плечами и медленно потянул за цепь, наматывая ее на руку.
Почти прозрачные пальчики метнулись к ошейнику, еще сонные помутневшие глаза обреченно уперлись в хозяина… Спустя почти три месяца, после всего того, что было, притворяться дальше не имело смысла! Ему нравится боль. Его возбуждают до крайности беспомощность и подчинение… но мужчина нахмурился - чего-то не хватало в этом взгляде.
Он вбивал себя глубоко и сильно мощными отрывистыми толчками, то погружаясь по самое основание, то почти выходя их измученного податливого тела, но мальчик лежал под ним молча, без движения, как мертвый. Это было не то, чего хотелось.
- Какого черта! - Магнус отошел, зло пнув даже не дрогнувшего раба, - с тем же успехом я мог бы трахать бревно!