Фантик

- Вы знаете, дорогие мои, - бабушка вырывает меня и маму из немого диалога своим уверенным голосом, - не знаю, как вы будете разбираться во всем, но, - она откладывает в сторону столовые приборы, и я застываю, глядя в тарелку, - в нашей семье такого быть не должно. Для того мы и семья. Арина?

Поднимаю голову, роняя аппетит в мусорное ведро, не иначе. Во рту сушить начинает, но я даже не моргаю. На бабулю во все глаза смотрю.

- Совсем скоро ты станешь совершеннолетней, но это не значит, что, когда тебе стукнет восемнадцать, нужно терять уважение к своим родителям. Это не допустимо.

Каждое слово бьет по моим нервным клеткам. Дышать больно. Неужели и бабушка решила меня добить?

- Даже, - сиплю, выпрямляя спину, и стараюсь не смотреть в сторону матери, - если один из них на меня руку поднимает?

- Арина?!

Напротив слышится мамино шипение, от которого сердце меняет ритм, и если бы не ложка и стакан в руках, то они непременно бы затряслись. Смотрю на бабулю, которая скрипит зубами, поворачиваясь к матери. Чувствую, что сейчас начнется не самая их милая беседа, но и нападки в свой адрес терпеть нет сил. Бабушка понимает все по маминому лицу и спроваживает братьев в нашу комнату. Я сижу в таком напряжении, что все мышцы ноют. Смотрю на серебряную цепочку и крестик у бабули на шее. Концентрирую на них внимание, словно они способны спасти от скандала, который разразится с минуты на минуту. Так и случается…

Чувство вины начинает скрести, когда бабушка переходит на крик. От меня слышит лишь одно предложение о пощечине. Причина для нее, оказывается, не важна. Полина Григорьевна не терпит рукоприкладства в воспитании, как бы ребенок не провинился. Она долго работала воспитателем в детском саду, поэтому в это мгновение ее распирало возмущение, тем более виновницей была не просто тетя с улицы, а родная дочь. Не говоря о том, что пострадавшая – внучка. Я вжалась в стул и пропускала мимо ушей их слова. Перепалка длилась долго. Меня не затрагивала. Лицо матери покрылось красными пятнами. Она пыталась доказать свою позицию и переходила на крик временами, пока бабушка добивала ее своим спокойным, но грозным голосом. В конце концов, пришлось уйти в комнату к братьям. Разговор должен был состояться сугубо между взрослыми.

Я ушла.

Села за учебники, но не могла воспринимать информацию. В душе одна эмоция накладывалась на другую и заставляла губы искусывать. Это даже не волнение, а мощный и разрушающий страх. Да, мне становилось не по себе от того, что из-за меня они ругаются. Их голоса стихли, и вскоре мама появилась на пороге нашей комнаты. Спина выровнялась моментально, но нужный ей были лишь братишки. В коем веке мама сама занялась их купанием и чтением сказки на ночь. Единственное, что она сказала:

- Не засиживайся допоздна.

Дверь хлопнула, а мои мышцы расплылись по стулу. Наверное, я бы так и сидела, если бы не сообщение от Бойцова.

Украду тебя после полуночи)

Я смогла резко вдохнуть, а вот выдыхала с какими-то странными перерывами. Времени оставалось не так много, и я еще не представляла, как сбегу из квартиры…

Вместо того, чтобы учить заданный материал, захлопнула книгу и кинула в сумку. После нескольких минут ожидания около двери, на ручку которой я поместила пальцы, все же вышла в коридор и побрела в ванную. Быстро провела все процедуры и вернулась к себе, прислушиваясь к каждому шороху. Чем ближе стрелки часов подходили к двенадцати, тем сильнее начинало работать сердце. Усиленно качало кровь. Я несколько раз подходила к двери и выглядывала в коридор, убеждаясь в том, что мама и бабушка спят.

Но для побега решила использовать другой вариант. Огромную бабушкину лоджию.

Я накинула на себя спортивный костюм и тихо, как мышь, прокралась к балкону. От любого скрипа кривилась и слышала, как ребра чуть ли не хрустят от бешеного сердцебиения. Телефон завибрировал, когда я прикрыла дверь и посмотрела вниз.

- Вот и ты. Я уж думал, не появишься и придется постучать. – Вздрогнула от голоса рядом и повернула голову к источнику звука. – Люблю дома с лестницами. А ты?

Глава 22

Глава 22

POV Кирилл

Глупо. Я поступаю глупо, опрометчиво и нагло, понимая степень последствий, если нас поймают, а нас поймают. Отец может говорить много и порой не по делу, но точно не прекратит контролировать каждый шаг непутевого сына. Меня же лихорадит изнутри. Только обратно повернуть не могу. Хочу до конца. Чтобы доказать, что не изменюсь. Уже вряд ли. Перешел ту самую черту, которая раньше горела красным, означая, что туда нельзя. Табу. Теперь я здесь и смотрю на такие же безумные глаза, как мои собственные. Пылают в сомнениях, но горят от внутреннего желания устроить бунт.

- Тише. – Назад оглядывается и руки в кулачки сжимает, вызывая идиотскую улыбку. – Вдруг…