– Тьфу, черт, – Олег снова взялся за гроб, – я думал, правда, чего случилось!.. Какие ж мы суеверные!.. – он засмеялся, но никто его не поддержал. Наоборот, Игорь взял со стула тряпку, которую Дима не успел убрать, и подал хозяину, а Валя исчезла так же неожиданно, как и появилась.
Условности были соблюдены, и через несколько минут гроб стоял в лучах полуденного, но уже не жаркого солнца. Зелено-коричневые ветки, прощаясь с хозяйкой, последний раз склонились над бабкиным лицом. Дима взглянул на дом и увидел в кухонном окне Валю. Прижавшись к стеклу, она плакала. Видимо, подумали они об одном и том же…
Большая зеленая муха попыталась сесть на бабкино лицо, но кто-то из грузчиков согнал ее. Муха покружила, недовольно жужжа, и улетела. Повисла неловкая пауза. Два Александра отошли, тихонько беседуя о чем-то своем. Игорь вальяжно уселся на Димину любимую скамейку, и закурил, попутно обдирая оставшиеся листочки с ветки жасмина. Олег стоял, внимательно изучая дом, а Дима смотрел в восковое бабкино лицо и думал:
В это время раздался протяжный автомобильный сигнал; потом открылись ворота, и в них въехал красный пыльный автобус с широкой черной полосой. Водитель не спеша вылез из кабины, открыл специальную заднюю дверь, и только после этого подошел к Диме. Грузчики подняли свою ношу, и гроб плавно покачиваясь, поплыл над землей. Это было очень торжественно, и даже красиво. А в кухонном окне по-прежнему виднелось Валино лицо…
Дима почувствовал, что голова раскалывается. Сейчас ему лучше было б лечь, а вместо этого предстояло ехать на кладбище и потом еще весь вечер пить водку с этими неинтересными ему людьми, снова и снова рассказывая о доме.
Пока гроб вползал во чрево автобуса, из-за заборов робко высовывались любопытные лица соседей. Никто из них не решился подойти, потому что все они не дружили между собой – так сложилось издавна, и причину Дима просто не мог помнить. Он воспринимал это, как факт, зная, что даже здороваться с ними не обязательно, если на тебя не смотрят в упор.
Зев автобуса захлопнулся. Дима прикрыл ворота, и все, заняв места в салоне, тронулись к выезду из города.
На кладбище все прошло гладко и быстро. Наверное, потому что никто не толпился с цветами, не бросался, рыдая, к покойной, не произносил скорбных речей. Гроб просто опустили в яму, забросали землей, и на образовавшийся холмик, водрузили корявый сварной памятник. Примотали проволокой фотографию к оградке – все заняло минут двадцать.
Могильщики оббили землю с лопат и направились к следующей могиле, куда как раз подъезжал другой, такой же красный и такой же пыльный автобус. Из него высыпала толпа плачущих и причитающих родственников.
– Прям, конвейер… – заметил Олег, направляясь к водителю, – шеф, обратно подбросишь?
– До города, садитесь.
В салоне открыли окна, и в них сразу ворвался свежий ветер. Никто уже не ощущал, что возвращаются они с кладбища – они просто ехали в город.
Остановился водитель у трамвайного кольца. Пассажиры вылезли, и когда автобус исчез за поворотом, ощущение чьей-то смерти окончательно рассеялось у всех, даже у Димы. Он сам удивился тому, насколько спокойно стало на душе, и выпить ему хотелось не столько за упокой души, сколько просто выпить, как бывает после удачного трудового дня.
Юра и один из Александров засобирались домой. Дима хотел дать им денег, но Олег молча покачал головой, давая понять, что это его проблемы. Зато когда их осталось всего четверо, проблема передвижения резко упростилась. Дима уверенно махнул рукой, и через минуту они уже мчались к дому на бежевой «Волге».
– Бабка-то хоть ничего была? – спросил Игорь, нарушая затянувшееся молчание.
– Нормальная, – именно сейчас Дима вдруг понял фразу – о мертвых хорошо или ничего. Действительно, когда знаешь, что человек уже не может ничего совершить, ему прощается все плохое, ставя в заслугу то, что он все-таки существовал.
– Теперь вы с женой вдвоем там останетесь? – спросил Олег.
– Вдвоем, – Дима кивнул.
– Да уж, есть, где развернуться!.. – завистливо вздохнул оставшийся Александр.
Тема иссякла, а другой не находилось. Так они и ехали молча до самого дома.
В саду ничего не изменилось – та же трава, те же деревья и голубое небо, вроде и не проплывал здесь каких-то пару часов назад большой красно-черный гроб.