Фантом. Последние штрихи

– Наверняка теперь он просто счастлив, – сказал Лузгарь. – Никакая жена не помешает ему проводить время с его змеями. Думаю, он скоро их прямо в дом запустит.

– Чудо, что он еще жив.

– Да в его жилах уже столько змеиного яда, что он к нему привык. Иммунитет выработал.

– Похоже на то, – продолжил Мутный. – Кусали-то его порядочно. Знаешь, я однажды столкнулся с ним у парикмахерской, а у него рука вся красная и распухла в два раза. Я ему говорю: «Ого», а он мне: «Да, опять укусили». Я спросил, не нужно ли ему в больницу, и он ответил, что поэтому постричься и пришел.

Лузгарь хмыкнул.

– Ага, было время сходить на стрижку.

– Точно. Я ему говорю: «Чувак, ты так помрешь». А он просто смотрит на часы, спокойно так, типа, и говорит: «Не, еще есть время».

– Джейк, конечно, дурья башка, но в змеях он понимает.

– Это точно. Интересно, как там Нелли.

– Давненько она сюда не захаживала, – сказал Лузгарь.

– Ты только себя послушай, – пошутил Мутный. – Не волнуйся, тебе ничего не угрожает, парень. Вряд ли она бросила одного престарелого неудачника, чтобы броситься в объятья другого.

– Когда-то она была красивой, – произнес Лузгарь.

– Все когда-то были красивыми.

– А ты откуда знаешь?

– У меня память хорошая, – уверенно сказал Мутный. – Когда я жил в Нью-Йорке, у меня была горячая мамочка.

Лузгарь достал очередную банку пива из холодильника и удивленно вскинул бровь.

– Ты никогда не был в Нью-Йорке. О чем ты вообще говоришь?

– Я там жил. Сразу после службы в армии.

– Боже, врешь как дышишь.

– Плевать, что ты мне не веришь, – сказал Мутный, сделав вид, что обиделся. – Мне же лучше знать, жил я там или нет.

– Ну и брехун же ты.

– Я всю страну исколесил, с запада на север, потом на юг. У меня была бурная молодость до того, как я застрял в этом месте и начал вести размеренную жизнь.

– Размеренную жизнь, как же. – Лузгарь красноречиво сплюнул на грязный пол.

– А ты чем в молодости занимался?

– Тем же, чем и всегда – ничем.

– Тебе нужно свою лодку завести, Лузгарь. Из тебя хороший рыбак получился бы.

– К черту лодку.

– И женщину бы тебе хорошую. Не одну из этих, тощих, а мамочку в теле, чтоб она согревала тебя…

– Да заткнись ты уже, ради бога, – сказал Лузгарь, но без намека на злость. Потом добавил: – У меня было достаточно женщин, но ни с одной из них не было ничего серьезного, и я сомневаюсь, что ты далеко от меня ушел в этом вопросе.

– Хочешь сказать, ни одной не удалось тебя охомутать?

– Верняк.

Они выпили еще и продолжили разговор. Позже, когда Майкл Ковингтон поднялся на второй этаж и лег спать в комнате сына, старики вышли на улицу, подышать свежим воздухом. Ночь была темной и безликой.

– Небо затянуло, – заметил Лузгарь. – Возможно, пойдет дождь.

– На юге ураган. Говорят, он движется вдоль побережья в нашу сторону.

– Возможно. Сейчас для них самый сезон, а в этом году не было еще ни одного.

– А может, он рассеется над морем до того, как до нас доберется. Не нужен нам никакой ураган. Хватило того, который был в пятьдесят пятом.

– Тихо сегодня, правда?

– Наверное, у сверчков выходной, – сказал Мутный.

Они сели на капот старого «Студебекера».

– Ты знал Снаффи Хагстрома?

– Снаффи Хагстрома? – Мутный задумался. – Нет, вроде нет.

– Забавный экземпляр. Все время пел.

– Много кто так делает.

– Нет-нет, – сказал Лузгарь. – Я имею в виду, что он пел все время. Спрашиваешь у него, как дела, а он поет в ответ: «Отвечу тебе честно, сегодня все чудесно».

– Все время пел?

– Все время, – кивнул Лузгарь и улыбнулся своему воспоминанию. – Если он злился на кого-то, то пел «Сукин ты сын», на мотив девятой симфонии Бетховена: та та та таммм.

– В жизни ничего глупее не слышал, – заявил Мутный.

– Да уж, не говори. И я не уверен, что он с кем-нибудь нормально разговаривал. Все время только пел.

– И что с ним случилось в итоге?

– Понятия не имею. Сам хотел у тебя спросить. – Лузгарь огляделся и потом крикнул в ночное небо: – Снаффи! Где ты?

– Точно не здесь, – сказал Мутный. – И слава Богу.

На улице стало холоднее, и они вернулись в сарай.

– Кажется, я снова начинаю пить, – сказал Мутный, открывая очередную банку пива.

– Самое время, учитывая, что у тебя больше нет горячей мамочки, – с сарказмом отозвался Лузгарь.

– Но мне это на пользу не пойдет. – Мутный залпом осушил банку и рыгнул. – Точно не пойдет. – Он потянулся за следующей.

Возможно, дело было в воспоминаниях о Снаффи Хагстроме или в пиве, но Лузгарь внезапно громко запел.

– Вернись домой, Билл Батлер, вернись ко мне домой…

– Эй, эй, прекрати, – запротестовал Мутный. – И вообще, в этой песне поется про Билла Бейли.

– Не знаю никакого Билла Бейли, но был у меня знакомый Билл Батлер.

– Не важно… Оставь его в покое. У меня очень чувствительные уши.

– Билл Батлер, – задумчиво произнес Лузгарь. – У него глаза вечно были на мокром месте. Стоило на него взглянуть, и тебя словно волной обдавало. И на ногах он держался с трудом, но славный был парень…

– Умолкни и дай пива.

– Слушай!

– Что?

– Давай сегодня оттянемся хорошенько.

– Думал, мы этим и занимаемся.

– Хорошо.