Фантом ручной сборки

Вслед за ним появился его «сюрприз» — Хомутова Надя, красавица и умница, подруга детства, первая любовь, которая отвергла его ухаживания, но с радостью приняла искреннюю дружбу. С тех пор Григорьев, хоть и жил своей жизнью, всегда держал Надю в уме, точно вор план предстоящего обогащения.

Надя и ее муж, Илья Хомутов, учились с Борисом в одном классе и крепко дружили. Вернее сказать, Хомутов и Григорьев соперничали, добиваясь Надиного внимания. Так они росли и мужали, продолжая его добиваться. Надя долго и тщательно выбирала и в конце концов вышла замуж за Хомутова. Григорьев остался их общим добрым другом и научился делать вид, что все забыто и быльем поросло.

Инга не любила встречаться с супругами Хомутовыми, особенно, конечно, с Надей. Ей казалось, что Григорьев невольно их обеих сравнивает, и получалось, будто бы она участвует в каком-то соревновании. Инге категорически не нравилось ощущение второсортности, которое появлялось у нее в Надином присутствии.

— Инга! — воскликнул Григорьев, подходя к ней широким шагом. — Что это за ребенок? Что вообще все это значит? — И он широким жестом обвел собравшихся, остановившись на милиционере.

— Что значит, что значит? — сердито передразнил тот. — Мы нашли мать брошенного мальчика, вот что.

— Это ты — мать? — не поверил Григорьев и даже отступил от Инги на один шаг. — У тебя есть ребенок? И ты его бросила? — Лицо его выражало такое негодование, точно он был комсоргом, который отловил комсомолку, торговавшую в туалете импортными колготками.

Инга хотела начать оправдываться, но потом взгляд ее упал на румяную Надю, взиравшую на происходящее с живым интересом. Надя была женщиной среднего роста — крепкой, ладной, с прямыми русыми волосами до плеч. Короткий нос придавал лицу задиристое выражение, а синие глаза делали его почти неотразимым. Впечатление портил рот. У Хомутовой был рот скептика.

Встретившись с ней взглядом, Инга тотчас раздумала пускаться в пространные объяснения.

— Ты действительно веришь в то, что я могла бросить своего ребенка? — спросила она у Григорьева, внимательно посмотрев на него.

— Ма! Ма! — заверещал малыш, неожиданно отцепившись от Ингиного плаща, и ринулся сквозь строй сочувствующих ему теток, раскинув ручонки.

Зрители ахнули и попытались его остановить, но тут перед ними появилась расхристанная особа с всклокоченными волосами и размазанной по щекам тушью для ресниц.

— Митечка! — страшным голосом вскрикнула она, в два прыжка оказалась возле ребенка и схватила его в охапку.

Надо заметить, что плащ на ней был в точности такой, как на Инге. Вероятно, мальчик нашел в этом сходстве определенное успокоение.

— Так, — сказал милиционер и, потеряв всякий интерес к Инге, направился к нашедшейся наконец мамаше, которая осыпала свое чадо точечными поцелуями.

Толпа сочувствующих хлынула следом, точно игривая волна за босыми пятками. Зевакам не хотелось пропустить ни одного слова.

— Прямо передача «Жди меня», — пробормотал Григорьев и примирительным жестом взял Ингу за руку. — Извини, пожалуйста. Все это было так невероятно, что я растерялся. А вот тут Надя, — тотчас сменил он тему. — Позвала меня выпить кофейку. Поскольку я все равно стоял в вестибюле…

Он всегда оправдывался, когда отправлялся куда-нибудь с Надей. Несмотря на то что с некоторых пор они были «просто друзья». Однако под горой перин лежала маленькая горошина — их общее прошлое. До сих пор Инга игнорировала подобные ситуации. Она современная эмансипированная женщина, которая выше давности и предрассудков. В конце концов, Григорьев выбрал ее, они вместе уже целый год. И наверняка скоро поженятся.

— Слушай, а отчего ты так выглядишь? — неожиданно нахмурился потенциальный муж. — Ты говорила, у тебя что-то украли?

— Кошелек, — выдавила из себя Инга.

Почему-то именно теперь, когда она, грязная, воняющая пивом и, можно сказать, нищая, стояла перед отутюженным и благополучным во всех отношениях Григорьевым, ей вспомнились слова циничной подруги Таисии. «Мужчины, — говорила та, — измельчали, как креветки. Королевских почти не осталось, да и тех подают только во французских ресторанах».

— Ты в порядке? — спросила Надя, которая до сих пор не проронила ни слова. — Ты себя хорошо чувствуешь?

— Прекрасно! — заверила ее Инга и махнула разрезанной сумочкой.

— Давайте-ка вернемся в кафе, — предложил Григорьев.

— Не думаю, Борик, что Инга захочет пойти в кафе в таком виде! — одернула его Надя.

— Почему же? — неожиданно возразила Инга. — Очень даже захочу! С удовольствием выпью чашку кофе.

— Послушай, — вполголоса сказала Надя, мягко взяв ее под руку и отведя чуть в сторону. — Может, тебе мои советы до лампочки, но, по-моему, не стоит маячить перед Бориком в рваных колготках и с куриным начесом на голове.

— Спасибо на добром слове, — с чувством ответила Инга. — Пожалуй, я откажусь от кофе, если кто-нибудь из вас одолжит мне денег на машину.

— Пусть Борик тебя сам отвезет.

— Нет-нет, что ты, — возразила Инга. — Ему ведь в любом случае нужно вернуться на работу, вдруг он потом не припаркуется? Зачем так рисковать?