– Список – не доказательство, ваша честь. Разве трудно внести туда несуществующего пассажира? Под его именем мог поехать другой или он мог просто заказать билет и не явиться! И потом, ведь с этим кораблем тоже весьма темная история. До сих пор не выяснена причина его гибели. Перед тем, как затонуть, лайнер взорвался. Почему? Не потому ли, что в списки пассажиров был внесен господин Этьен Ромбер?
В зале кто-то тихо ахнул. Не обращая внимания, Жюв продолжал:
– Меня нисколько не удивило бы, если бы Фантомас устроил на корабле взрыв и, не колеблясь, убил сто пятьдесят невинных людей только для того, чтобы замести следы и избавиться от одной из своих личин. А быть Этьеном Ромбером стало для него небезопасно.
Председатель суда раздраженно потер дергающуюся щеку и пробурчал:
– Предположим, мы поверим в эти сказки. Ну, а как быть с Доллоном? Кстати, позвольте вам напомнить, что в кармане убитого был найден обрывок карты. И он, представьте, не имеет ничего общего с тем, что вы нашли в окрестностях Болье. По крайней мере, он ничего не имеет общего с картой из квартиры Гарна.
Жюв улыбнулся:
– Ваша честь, я был бы весьма удивлен, если бы куски совпадали. Все очень просто. Во-первых, Гарн не мог оставить у Доллона тот, настоящий кусок – это была улика против него. Но он не мог также просто украсть клочок – это выдавало его с головой. Поэтому он поступил достаточно умно – подменил карту фальшивкой, именно той, что и нашла полиция.
– Возможно, возможно, – нетерпеливо прервал председатель. – Но вы ведь не будете отрицать, что в это время Гарн был в тюрьме?!
Инспектор опустил голову:
– Это единственное, чего я пока не могу объяснить. Сидя в своей камере, он не мог этого сделать. Следовательно, он вышел из нее. Как – я не знаю. Но узнаю, видит Бог!
Зал молчал. Жюв тоже. Поразмыслив, председатель спросил:
– Вам больше нечего добавить?
– Нет, ваша честь, – ответил инспектор. – Кроме того, что Фантомас способен на все, и нет такой ситуации, в которой он не был бы опасен.
Судья обернулся к обвиняемому:
– Ваша очередь, Гарн. Любое ваше слово будет принято во внимание судом.
Подсудимый встал:
– Мне нечего сказать, ваша честь, кроме того, что этот полицейский наговорил здесь кучу несусветной ерунды. Вот и все.
Судья посмотрел на Жюва:
– Итак, вы настаиваете на дополнительном расследовании?
– Да, мсье.
Председатель покивал головой и обратился к прокурору:
– Вы не хотите сделать никакого заявления?
– Нет, мсье. Показания свидетеля слишком неожиданны и нуждаются в проверке.
– Понятно.
Председатель снова пошептался о чем-то с коллегами и провозгласил:
– Заслушав заявление свидетеля инспектора Жюва, суд пришел к выводу, что оно основано на одних предположениях. В связи с этим мы отказываем ему в иске о проведении дополнительного расследования.
Выдержав торжественную паузу, судья обратился к прокурору:
– Итак, мсье, вам предоставляется слово для обвинительной речи.
Прокурор понес обычную занудную чепуху о том, каким мрачным чудовищем является обвиняемый, у которого рука не дрогнула убить свою жертву, оставив безутешную вдову проводить дни в трауре и т.д. Однако он ни словом не намекнул о фактах, приведенных Жювом.
Точно так же адвокат, мэтр Барберу, в своем выступлении напирал в основном на безупречную репутацию Гарна и его военные заслуги, ни словом не упоминая о заявлении инспектора.
Стало ясно, что теория Жюва оказалась настолько неожиданной и невероятной, что просто-напросто не укладывалась ни у кого в голове.
Таким образом, речи обвинителя и защитника закончились, и председатель, обратившись к подсудимому, задал традиционный вопрос:
– Вам есть, что сказать?
Гарн поклонился:
– Нет, ваша честь.
Стража отвела подсудимого в изолированную комнату, и судья приготовился объявить решение суда. Жюв, получив отказ в возобновлении дела, казалось, ничуть не расстроился. С меланхоличным видом он сидел в углу и рассматривал потолок. Затем легко встал, пересек зал и, подойдя к журналистской ложе, взглянул на молодого репортера, бледного, как смерть:
– Ну что ж, у нас есть минут пятнадцать. Пойдем, Фандор, побродим.
Выйдя в коридор, Жюв полуобнял молодого человека и дружелюбно спросил:
– Ну, как тебе все это?
Фандор поглядел исподлобья:
– Вы обвиняете моего отца? Гарн – это он? Мне кажется, что я сплю!
Инспектор раздраженно взмахнул рукой:
– Слушай, ты, несмышленыш! Я вовсе не обвиняю твоего отца – твоего настоящего отца. Я обвиняю того, кто выдавал себя за него! Понял?
Юноша молчал.
– Подумай сам, – продолжал инспектор. – Если я рассуждаю правильно, то тридцатипятилетний Гарн никак не может быть твоим отцом. Он просто выдавал себя за него, надеясь, что ты ничего не поймешь.
– Но где же тогда мой настоящий отец? – спросил Фандор.
– Вот этого я тебе сказать не могу, – угрюмо ответил полицейский. – Но рано или поздно скажу. Расследование продолжается, мой мальчик! Это дело не закончено, оно только начинается!
Юноша горько усмехнулся.
– Как же! Только что я услышал, как суд отказал вам в дополнительном расследовании…