Фантомас – секретный агент

Побледнев, сдерживая дыхание, едва не умирая от страха, Бобинетта отодвинулась в другой конец фургона и там молча ожидала своей участи…

К счастью, медведь, которого она так неосторожно разбудила, должно быть, снова уснул, — она слышала его тяжелое дыхание. Чем меньше воздуха оставалось в плотно закрытом фургоне, тем явственнее Бобинетта чувствовала зловещий запах зверя.

«Что делать? Медведь спит. Но он утром проснется и бросится на меня! Я погибла!»

…После бесконечных часов неподвижности, ожидания неизбежной, ужасной, мучительной смерти, Бобинетта, наконец, смогла разглядеть внутренность фургона.

Она слышала, как понемногу стихает ветер. Дождь прекратился. Снаружи занимался бледный день, и сквозь щели в деревянных стенах фургона начали пробиваться блики света… Бобинетта увидела, что медведь просыпается, поворачивается; вдруг он прямо уставился на нее.

«Что делать? Что делать?»

Где-то Бобинетта читала, что дикого зверя можно устрашить взглядом. Она попыталась посмотреть на животное с несокрушимой энергией и твердостью, но слишком боялась сама, для того чтобы внушить страх зверю.

Медведь медлил, будто уверенный, что добыча не ускользнет. И было что-то трагически гротескное в полном спокойствии зверя, сидящего перед женщиной, которая считала последние минуты своей жизни…

«Что же делать?»

Время от времени Бобинетта слышала раздающиеся рядом с ее тюрьмой быстрые звуки, шуршанье. Она поняла, что это автомобили, что они направляются по шоссе к Версалю или к Парижу; сидящие в них люди, проезжая мимо фургона, и не подозревают, что в нем происходит.

Позвать? Это безумие! Разве ее крики услышат? Нечего и предполагать, что водителям машин придет в голову мысль остановиться у фургона и прийти к ней на помощь. Нет! Ее крики только привлекут внимание медведя, разозлят его и ускорят ее смерть…

— Но-о! Кляча! Должно быть, я очень плохой возница… это животное и не собирается меня слушаться!

Вдоль дороги из Ско большими шагами шел человек в рабочей одежде и, ведя на поводу худую клячу, пытался заставить ее двигаться быстрее.

— Черт тебя возьми! — говорил он. — Если бы мне не нужно было идти дальше, я предпочел бы скорее бросить эту лошадь, чем упорствовать в стремлении править ею. По-видимому, у меня неподходящий для этого голос… Но, но!

Несмотря на повелительный окрик возницы, лошадь повернула налево. Но это, очевидно, мало беспокоило кучера. Потому что, оставив вдруг животное, которое направилось в поле, человек прислушался и остановился на дороге. Он побледнел.

— Не сплю ли я? — пробормотал он.

Снова прислушавшись, человек окончательно забыл о своей лошади и бросился в другую сторону. Звуки, которые теперь ясно раздавались в чистом утреннем воздухе, были угрожающим, ужасным рычанием зверя.

— Боже мой, неужели я опоздал?

Человек, задыхаясь, бежал к одинокому фургону, стоявшему в ста метрах от него. Через минуту он был там и быстро приложил ухо к двери. В фургоне снова раздалось рычание.

— Черт возьми! Черт возьми! Будь оно проклято!

Напрягшись, он ударом плеча вышиб дверь фургона. Тишину утра разорвал звук выстрела. Человек быстро выбрался из-под рухнувшего на него тела медведя, убитого выстрелом в сердце… и бросился к Бобинетте, забившейся в угол. Лицо ее было поранено ужасной лапой.

Поддерживая ее с бесконечной заботливостью, человек мягко говорил ей:

— Не бойтесь больше, Бобинетта! Вы спасены! Это Жюв, Жюв говорит с вами!

Глава 32 СВОБОДНЫЙ И ЗАКЛЮЧЕННЫЙ

Через несколько дней, 28 декабря, Первый военный совет должен был вынести приговор по странному, совершенно уникальному делу журналиста Жерома Фандора, следствие по которому очень быстро, по-военному, провел правительственный комиссар Дюмулен. Журналист обвинялся в многочисленных преступлениях, среди которых наименее серьезным был шпионаж!

Ожидались сенсационные прения сторон и большое стечение народа. Президента Совета, полковника Маретена, уже осаждали многочисленными просьбами о входных билетах; было ясно, что если не принять серьезных мер, то скромный маленький зал Совета в день процесса будет переполнен.

Запертый в мрачной камере, которая уже две недели была его суровым и однообразным обиталищем, несчастный Жером Фандор не подозревал о шуме, вызванном в парижском обществе делом, героем которого ему предстояло стать. То падая духом, то вновь обретая надежду, журналист страдал в четырех стенах, где он задыхался нравственно и физически. Конечно — и в этом он отдавал следователю справедливость — заключение Фандора было по возможности мягким; его неплохо кормили, он мог получать книги из библиотеки. Но заключенного меньше всего занимало его питание, а читать глупые романы или тоскливые стихи, которыми его снабжали военные власти, он не был расположен.

Фандору хотелось связаться с кем-нибудь вне тюрьмы. Конечно, самой большой его мечтой было свидание с Жювом, но полицейскому, которому предстояло участвовать в процессе в качестве свидетеля, строго-настрого было запрещено появляться в тюрьме.