Фантомная боль

В последние дни Антон стал очень раздражительным. Буквально все выводило из себя, и ему стоило труда скрывать это. Его доконали будни. Сначала в первые недели эта новая жизнь была интересна одной лишь своей новизной. Все переносилось довольно легко, тем более этот образ жизни избавлял от большинства унылых бытовых проблем.

Но теперь от новизны не осталось и следа. Теперь была только обыденность: изнурительные тренировки, строгий режим, ползание в грязи на тактических занятиях, подобных сегодняшнему. А самое худшее — изоляция. С каждым днем Антон все больше ненавидел забор, отделяющий его от мира. Он посчитал бы счастьем, если б ему разрешили выйти через ворота и пройтись по тропинке, никуда не торопясь и не наблюдая из-за деревьев. Он приобрел привычку стоять у ворот и ждать, когда кто-то войдет или заедет машина — казалось почти чудом, что снаружи есть другая жизнь. Свою поездку в Анапу он вспоминал, как чудесный сон, и дико жалел, что не задержался еще на день, не взял от той свободы больше эмоций, воспоминаний, счастья.

Впрочем, нечто подобное творилось и с другими. Причина была ясна — команду по неясной причине давно уже не вывозили на «фестивали».

Если раньше Антон охотно тренировался и сознательно подвергал себя трудностям, то теперь учеба превратилась в ежедневный труд, и он возненавидел ее. Та же самая тактика была сначала интересна и увлекала — она напоминала детские игры «в войну». Теперь же это была не игра, а лишь лазанье в грязи под окрики инструктора. Другие, правда, находили в тактике какой-то интерес. Но Антону были чужды военные забавы, он наигрался в них по горло.

— …Шестой, оглох, что ли?! Сколько будешь сидеть? Стоп, стоп, третий убит, куда прешь?

Антон сообразил, что чересчур засиделся, и попытался вернуться в реальность. Он выглянул и нашел глазами Гоблина: тот махал ему рукой, предлагая продвигаться вперед, пока есть возможность. Но Антон уже потерял огневые точки «нечетных» из вида. Тратить время на их поиск означало вызвать на себя очередной лай из репродуктора. Антон решил плюнуть на все и двинуться напролом. Он собрался с духом, вскочил и побежал к груде пластиковых ящиков. Тут же над ухом свистнуло, и почти сразу два шарика больно врезались в грудь и в живот.

— Шестой убит! — мгновенно отозвался инструктор. — Уходи с полигона, да поскорее.

Антон был даже рад, что он «убит». Ему наконец представилась возможность посидеть на скамейке и посмотреть, как другие ползают по полигону — большому участку земли, заваленному старыми бетонными плитами, бревнами, автопокрышками и прочим мусором.

Он бросил на траву автомат и присел рядом с Сержантом, который понуро глядел на полигон, мусоля погасшую сигарету. Почему-то Сержанта всегда выбивали первым, несмотря на богатый военный опыт. Видимо, он не считал шарики за пули и всегда лез на рожон.

— И ты — труп? — спросил он.

— Пал смертью храбрых, — развел руками Антон.

— Самурай — гад — хорошо стреляет. Я же «маятником» шел, в меня даже в упор попасть было трудно, а он попал!

С вышки снова зарокотал голос инструктора, объявляющего очередной смертный приговор. На этот раз не повезло Печеному — его одежда была вся в краске, как будто его только что расстрелял целый взвод. Он повесил автомат на дерево и начал отряхиваться, подняв вокруг тучу оранжевой пыли.

— Ты знаешь, — сказал Антон, — я все думаю, как Печеный мог здесь оказаться? Мы-то — понятно, нас тюрьмой легко напугать. Но он…

— Печеному в тюрьму нельзя попадать, — сказал Сержант. — Его-то как раз легче всего было напугать.

— Почему?

— А потому, что ему конец там будет. Его воры к смерти приговорили. Что он натворил, не знаю. Да и никто не знает. О таких вещах направо и налево не болтают.

Печеный заметил направленные на него взгляды и подошел, догадавшись, что разговор идет о нем.

— Чего вы? — равнодушно спросил он.

— Да вот сидим, думаем, — ответил Сержант. — Не западло тебе с ментом в одной комнате жить?

— С кем, с Самураем? А почему западло?

— Так ведь вы, урки, их всех ненавидите. Он же мент!

Печеный хмыкнул, посмотрев в пустоту. Потом присел рядом.

— Это вы их ненавидите, — сказал он. — А мы с ними по одной дорожке ходим.

— Ничего себе! — хохотнул Сержант. — Честное слово, первый раз вижу, чтоб уркаган милицию защищал.

— Я не милицию защищаю, а Самурая. Потому что он тоже лиха хлебнул и при этом не ссучился, как другие.

— А если кореша твои узнают, что у тебя такой друг появился?

— Да какие у меня теперь кореша. — Печеный вновь достал свои спички и начал раскладывать узор. — Теперь вы мои кореша.

Боевые действия на полигоне все еще продолжались. Команда уже почти перестреляла сама себя, остались только Самурай и Гоблин. Они все еще ползали среди завалов и никак не могли достать друг друга.

— Спрашивается, зачем Самурай этим занимается? — сказал Сержант. — Он же и так все умеет.

— Вот потому и умеет, — насмешливо ответил Печеный, — что занимается.