– В ковбоев кто-нибудь в детстве играл? – во рту пересохло, нестерпимо хотелось пить.
– Еще бы! – раздраженный Якудза выглядел как натянутая струна. – В детдоме с утра до ночи все поголовно играют в ковбоев. Любимая наша забава. Лошадки… Тыгы-дым… Тыгы-дым… Индейцы со стрелами. Пиу-пиу… Отважные первопроходцы. Неужели забыл?
– Да, – что бы сейчас я ни сказал, они все воспримут в штыки. – У нас есть вода?
– Нет, – Герцогине доставляло явное удовольствие отказывать мне во всем.
– Тогда берем тряпки из багажника и заматываем нижнюю часть лица.
– Зачем?
Якудза хотел добавить: «этот хренов маскарад?», в последний момент передумав. С Флинтом шутки плохи. Даже без Моржа. А уж с булом – подавно. Нервы ни к черту. Перед глазами до сих пор стоит счастливое лицо молодого танкиста, который обрадовался встрече. П…ц! Все настолько дерьмово, что и не передать. Уж скорее бы выйти из гребаной «Радуги». Выполнить задание, перебив всех к чертовой матери, или сдохнуть самим…
– Могут возникнуть проблемы с двойниками, если нас опознают, – терпеливо объяснил я.
– А с замотанными лицами все пройдет как по маслу? – судя по тону, Герцогиня саркастически улыбалась у меня за спиной.
– Не знаю. Уверен в одном – вряд ли пассажиры поезда решат, что мы хотим ограбить состав.
– Или играем в ковбоев?
– Или играем в ковбоев.
На корабле капитана Крюка назревал очередной мятеж. По идее «пираты – верные собаки», должны были давно болтаться на реях или кормить голодных акул. Напрасно я дал им второй шанс. Бунт надо душить в самом зародыше, пока он не окреп, почувствовав силу. Но теперь, перед абордажем, поздно жалеть о былых промахах. Нужно выполнить задание и вернуться домой.
Других вариантов нет…
Замотав нижнюю половину лица тряпками, мы вышли из машины. Как и положено старшему, я возглавлял шествие. Обрубок руки со следами высохшей крови на рукаве выступал в роли боевого ранения, внушавшего доверие. Ни дать ни взять олицетворение бодрой «агитки» из старых черно-белых фильмов про войну.
Расклад был – проще не придумаешь: паровоз и один вагон. Две коробки на колесах, обшитые стальными листами. Первая в два раза короче, зато с трубой. На крыше второй две пулеметные башни. Стальные решетки в узких щелях-бойницах. Надежная защита от животной мощи кадавров, но не от коварства людей.
Ворота неприступной крепости распахнулись, пропуская нас внутрь. Даже не пришлось прибегать к обычным в таких случаях уловкам, прикидываясь усталыми путниками, ищущими кров и еду.
– Вы откуда, сынки? – спросил старик с почерневшим от угольной пыли лицом.
Судя по виду, он был скорее кочегаром, чем машинистом. Хотя вполне мог быть и тем, и другим.
– С другой стороны, отец, – успел ответить я, прежде чем окончательно сорвавшийся с катушек Якудза дал короткую очередь.
Старик стоял на подножке вагона. Пули вошли снизу вверх – в подбородок, выйдя из затылка фонтаном кровавых струй.
«Легкая смерть. Даже не успел испугаться», – отстраненно подумал я.
Мертвое тело с изуродованной головой не успело коснуться земли, а Якудза уже запрыгнул на подножку, чтобы в следующее мгновение оказаться в вагоне. За ним последовал Валет. Безрукий командир шел третьим. Замыкала процессию «сестра милосердия» – Герцогиня.
Штурм замкнутых помещений, как правило, осложняется проблемами со спасением заложников. В нашем случае некого было спасать. Убить всех, убедиться, что девчонка мертва, и перейти на другую сторону зла. Туда, где все не так беспросветно жестоко, как здесь. Вот и весь план.
Внутренняя планировка вагона отличалась от стандартного в таких случаях ряда кресел или кабинок купе. Однако входную дверь тамбура, по каким-то причинам, убирать не стали. Это позволило Якудзе бросить в вагон две гранаты, захлопнуть дверь и дождаться взрыва.
Расчет был прост: даже если по счастливой случайности осколки никого не убьют, то взрывная волна по-любому оглушит. После чего не составит труда добить дезориентированных врагов.
Удар…
Еще один…
Взрывная волна бьет по железной стене. Заволновавшийся пол пытается уйти из-под ног, словно проснувшийся после долгой спячки вулкан, пробует силы в первом подземном толчке. Барабанная дробь осколков не слышна из-за гулких раскатов грозы. Первый весенний гром невозможно спутать ни с чем. Он дарит надежду, что предстоящее лето будет пронзительно нежным, как в детстве, когда всё «по-другому»…
Особенно если маски сорваны и тряпки отброшены в сторону за ненадобностью.
– Ух ты!
Пластмассовые фигурки игрушечных солдатиков открывают рты от удивления: «Посмотрите, как громко бабахнуло!»