Фантомная память

– Почему вы не здороваетесь со мной? – удивилась Люси.

– Я… Понятия не имею… Я… Мы знакомы?

Когда Люси вернулась к Ванденбюшу, тот пояснил:

– Память тела… Та, что связана с нашей имплицитной памятью… Та, что провоцирует выделение пота, усиливает сердцебиение при возникновении уже пережитой ситуации, воспоминания о которой не обязательно сохранились. Это его тело помнит, что вы его обидели, а не его память.

– Поразительно…

– Даже наиболее тяжелые пациенты сохраняют эту память. А мы таким образом можем подвести их к выполнению определенных действий, например научиться использовать электронные органайзеры или компьютеры. Единственная проблема заключается в том, что эта память бессознательная и ее нельзя вызвать по желанию.

Ванденбюш щелкнул пальцами.

– Я убежден, что Манон «знает», что означают ее шрамы, даже если она не в состоянии вернуть их смысл в собственное сознание. Только стимулирующее событие, то, что мы называем эффектом приманки или индексированным отзывом, помогло бы все восстановить. Это может быть жест, слово, ситуация, которую ей придется заново пережить. Возьмите, к примеру, прустовскую мадленку, пробудившую у автора воспоминания о детстве с кучей точных деталей, которых он не мог бы восстановить без этого печенья. Благодаря такой приманке, все выйдет на поверхность, Манон, возможно, вспомнит, почему у нее возникла потребность изувечить себя. Вся проблема заключается в том, чтобы суметь найти нужный пусковой механизм и применить его. А это…

Они снова шли по коридору. Люси пребывала в задумчивости, беда Михаэля глубоко взволновала ее.

– Что станет с вашим пациентом Михаэлем?

Ванденбюш пожал плечами. У него на этот счет не было иллюзий.

– Кроме нашей клиники, во Франции почти нет учреждений, где бы принимали больных с синдромом Корсакова. Если вы не страдаете Альцгеймером или другой «модной» болезнью, вас не существует ни для государства, ни для отдела социального страхования. Если ему немного повезет, он останется у нас надолго и примет участие в программе «MemoryNode». Но я скорей пессимист. Существует примерно двадцать три этапа, которые необходимо пройти, чтобы получить приглашение на встречу при помощи «N-Tech». Двадцать три – это слишком много для Михаэля… Если ничего не изменится, тогда… он отправится в психиатрическую больницу. Или в какой-нибудь специализированный центр, например в Бельгии.

– Ужасно.

– Вот именно. Мы – обочина общества, дорогой лейтенант, зона складирования неликвида. К тому же психиатрия, к несчастью, слишком часто представляет собой способ незаметно избавиться от всего этого. Попросту убийство души при помощи химической смирительной рубашки.

Люси прислушалась. Над ней, где-то наверху…

– Канарейки, – пояснил Ванденбюш, заметив растущий интерес молодой женщины к его рассказам. – Их пение обладает успокаивающим эффектом. Я лично настоял, чтобы его транслировали. Известно ли вам, что они меняют мелодии каждую весну – и так до конца жизни?

– Не знала…

– Это простое признание основано на новом течении мысли, невозможном еще десять лет назад. Оно наталкивает на предположение о том, что мозг взрослого человека продолжает производить нейроны, хотя прежде считалось, что их количество достигает максимума при рождении и начинает уменьшаться после определенного возраста. Слышали, наверное, истории про двадцать лет, когда все в организме начинает рушиться… Это новые и обнадеживающие пути для исследования болезни Альцгеймера и памяти вообще.

Им повстречался пациент, который на ходу с безумной скоростью заполнял клетки судоку.

– Доктор Ванденбюш, – сказал он. – В этом месяце я встречаю вас в этом коридоре уже шестьдесят седьмой раз, двадцатый раз именно на этой плитке номер двенадцать, если считать от входа. Стоит отметить, верно?

– Тогда шампанского, – отшутился Ванденбюш, галантно придержав Люси под локоток, чтобы пропустить его.

Когда тот удалился, Люси спросила:

– Еще одна диковина клиники?

– Дамьен страдает гипермнезией, то есть он обладает резко обостренной памятью. Полная противоположность Михаэлю. Его память не имеет пределов, он запоминает все. Он способен повторить списки слов, даже лишенных смысла, спустя месяцы и даже годы. Он едва взглянул на вас, но если через три недели я спрошу, как вы были одеты в среду 25 апреля 2007 года, он сможет мне ответить.

Врач оглянулся и продолжил:

– Я видел, как он ждал в конце коридора, а потом бросился к нам, чтобы встретиться точно на этом месте… Чтобы сумма числительных, которые он нам сообщил, равнялась девяноста девяти… Дамьен одержим этим числом, и никто не знает почему. Даже он сам.

– Впечатляет. Кажется, что-то подобное рассказывают про Моцарта. У него будто бы была сумасшедшая память.