Фантомные боли железных грифонов

По голым рукам Саги зябко пробежали мурашки — всегда тёплый воздух Творецка стремительно остывал, а значит, сейчас вся энергия Городу требовалась на что-то другое, более важное. Сомнений не осталось: Каланчу раскачивал сам Творецк, но зачем? Зачем ему могло понадобиться срочно её разрушить? Если только… Сага перестала наматывать круги по пустому кабинету и, запрокинув голову, зарылась пальцами в растрёпанные волосы, сцепив их в замок на загривке.

— Ты зна-аешь! — догадалась она. — Хидден сказал тебе, и теперь ты пытаешься… Что? Построить баррикаду? Смастрячить из подручных средств бомбоубежище? За пару часов у тебя ничего не выйдет! Конечно, грибные споры выживут. Как минимум — в герметичных контейнерах в брюхах твоих грифонов. Но ты будешь уже слишком слаб, чтобы защитить их, а им понадобятся недели, чтобы вновь прорасти в грифонов. ГБ не даст им столько времени, зачистит и споры, и грифонов сразу после взрыва. Ты проиграл, Творецк! Смирись и не дёргайся. — Сага мстительно усмехнулась. — Хотя нет, дёргайся! А я посмотрю на твои беспомощные корчи.

Каланчу вновь тряхнуло, стены взвыли, сверху раздался упругий хруст, и потолок расколола ветвистая трещина, из которой на Сагу посыпались мелкие куски бетона. Кабинет пошатнулся, его стены повело, словно они были картонными, дверной проём перекосился, и деревянная дверь лопнула пополам. Сага ногой выбила нижний её кусок и выбралась в пустой коридор.

Вместо тумана в неожиданно сухом и холодном воздухе клубилась бетонная пыль. Она пеплом оседала на волосах и одежде, забивалась в нос, рот и глаза, поскрипывала на зубах и каменным привкусом ощущалась на языке. Дышалось этой взвесью ещё тяжелее, чем привычной творецкой влажностью. Пол ходил ходуном, от стен отваливались куски бетона. Длинные белые лампы, освещающие коридоры, мигали и лопались, и осколки хрустели под ногами, словно яичная скорлупа. Времени не оставалось, нужно было немедленно выбираться из Каланчи, но Сага неслась по коридорам, проверяя кабинеты — сплошь пустые, — выкрикивая имена Хиддена и Стали. Она должна их найти. Она никуда без них не пойдёт!

— Сага! — приглушённо отозвался на очередной её зов голос Хиддена, и ей показалось, что донёсся он из-за следующей двери.

Она попыталась высадить её раз, второй — без толку. Тогда, разбежавшись, Сага что есть силы наскочила на дверь, и та поддалась неожиданно легко, вылетев вместе с косяками и Сагой в кабинет. Не удержавшись на ногах, Сага рухнула на пол, ободрав ладони. Закашлялась, вдохнув взметнувшиеся клубы бетонной пыли. Глаза слезились, их жгло, будто кто-то бросил ей в лицо пригоршню песка. Но даже сквозь плотную завесу пыли, сквозь расплывчатую пелену слёз было видно, что в кабинете больше никого нет.

— Хидден?

Сага озиралась, стоя на четвереньках и всё ещё надеясь, что просто не заметила его.

— Хидден! — поднявшись, крикнула она во всё горло.

Под ногами Саги раздался треск, как будто лопнул кусок брезента. Пол разломился надвое, крупные трещины выстрелили от разлома к стенам, словно щупальца, и Сага провалилась с большим куском бетона этажом ниже.

— …..! — прошипела она и осторожно пошевелилась.

Тело отозвалось тупой болью — мелочи: ушибы да ссадины. Сага встала, стряхнула с себя бетонную крошку и огляделась: очередной пустой кабинет.

— Сага! — раздалось из-за закрытой двери.

— Хидден? — не поверила она своим ушам.

— И Сталь со мной. — Она услышала в его голосе улыбку. — Ты цела?

— Да! — выкрикнула Сага и с облегчением рассмеялась: кто бы мог подумать, что буквально за несколько минут до гибели она захочет лишь одного — слышать голос Хиддена. — Цела, да, — повторила она уже тише. — Подо мной провалился пол. Видимо, пора подумать о диете…

— Отойди, — попросил Хидден и попытался выбить дверь, но та поддалась лишь с третьего раза. — Какого чёрта здесь столько замков, когда в жилых домах их нет вообще? — возмутился он. — И какого чёрта они вдруг все оказались заперты?!

— Как будто сам Творецк пытается нас задержать… — негромко отозвалась Сталь.

Профессор заполошно метался вокруг разрушающейся Каланчи, и внутри у него творился полнейший раздрай. Разум подсказывал бежать отсюда подальше, но тело не слушалось. Плесень диктовала грифону свою волю, и её воля в корне отличалась от желаний заточённого в грифонье тело Профессора. Плесень оказалась сильнее и его разума, и чувств, и даже инстинкта самосохранения, и она побеждала. Поэтому грифон, едва отлетев от Каланчи, возвращался обратно, словно беспомощная птаха, сдуваемая сильным порывом ветра.

Город приказывал Профессору укрыться в цокольном загоне, из которого выйдет надёжное убежище, когда сверху обрушится Каланча. Профессора этот план пугал. Ему казалось, что и логичнее, и безопаснее попытаться покинуть Творецк и затаиться, проращивая в каком-нибудь тихом местечке споры из резервуара. Но Город не мог отпустить грифона — свою последнюю надежду выжить — куда-то далеко, ведь там Плесень уже ничем не сможет ему помочь.