Фантомы

— Внешность его изменена, и я даже подумывал надеть ему на голову колпак, но тогда бы он решил, что ты не больно важная шишка. Можно было бы использовать повязку на глазах, чтобы поднять твой статус, но уже на самых ранних допросах это действовало на него плохо. Когда он видит, с кем разговаривает, ему спокойнее, он более разговорчив, менее стандартен в ответах. И это естественно, я полагаю. Ведь он же долгое время занимал важный пост, и он требует уважения. С самого начала мы договорились, что он для меня старший по званию коллега, а не перебежчик, и это дало результат. Он уже провел беседы с полудюжиной людей, в основном технарями, которых интересовали вопросы связи и прочего оборудования, но девяносто процентов ответов он дал мне или наговорил на магнитофон. Ты первая женщина, с которой он встречается, не считая той леди, которая тут стряпает и следит за чистотой. Естественно, сексуально он возбужден; это можно как-то использовать, если ты, конечно, не убежденная шовинистка.

Рул не отреагировала на это.

— Можно определить, когда он лжет?

Роулз помотал головой.

— Он еще ни разу не солгал мне, или я не смог его поймать на этом. Но если он лжет, то делает это слишком хорошо, чтобы можно было определить. Что-нибудь еще?

— Нет.

— О'кей. — Роулз глянул на часы. — Ты должна выйти отсюда через сорок минут, чтобы успеть на последний самолет в Нью-Йорк.

— Надо полагать, что и он скоро исчезнет отсюда.

Она понимала, что Эд Роулз, вряд ли привез бы ее сюда, если бы Малахова не должны были вот-вот перевезти.

Роулз усмехнулся.

— Он исчезнет из этого штата до того, как ты доберешься до аэропорта.

Он открыл дверь и отступил назад.

— Удачи.

Рул шагнула внутрь и услышала, как за ней закрылась дверь.

Глава 20

Гельдер открыл глаза и прислушался. Тихое завывание двигателей субмарины скрадывалось шумом паромной переправы Хельсинки-Стокгольм, пролегавшей в нескольких метрах над и впереди подлодки, в то время как эта пара, подобно самке кита и ее детенышу, прокладывали в тандеме путь в стокгольмском архипелаге.

Гельдеру послышался скрип башмаков по коридорной палубе, но никто к нему не пришел. Он посмотрел на свои часы. Уже скоро. Всю ночь он не засыпал глубоко, лежа с закрытыми глазами и стараясь думать о чем-нибудь помимо задания. За исключением тех моментов, когда в его мысли вторгалась Трина Рагулина, отвлечься ему все равно не удавалось. Он репетировал про себя те маневры, которые могут от него потребоваться в течение ближайших восьми часов, и уже чувствовал, что может добраться до места назначения даже без карты. Сама же карта стояла как нарисованная перед его мысленным взором, со всеми характеристиками каждого бакена, каждого мыса, каждой отмели. Он был уверен, что еще ни один советский морской офицер не был так хорошо подготовлен к выполнению задачи. Тем не менее, уколы страха его не оставили, постоянно напоминая о себе режуще, как грубые нити нижнего белья советского производства. Он подумал, что каждый солдат, который хоть раз поднимал голову из окопа, чтобы увидеть приближающегося врага, испытывал то же, что и он сейчас. И единственный способ избавиться от страха и от безвыходности, это сделать то, что ему приказано делать, и черт с ней, с безопасностью; да, именно так во все века мужчины шли в бой.

Но каждый раз, как он приходил к этому решению, мысль о Трине все разрушала, и ему приходилось начинать заново. Слишком для многого он должен остаться в живых, чтобы не думать о самосохранении. Она ждала его в Малибу, и ему приходилось в борьбе доказывать, что его миссия важнее, чем она.

Вновь скрип башмаков, на этот раз наяву. Он перекинул ноги через угол койки, опустил их на пол, когда матрос отодвинул в сторону полог и сказал:

— Пора, сэр. Мы только что прошли переправу и теперь погружаемся на дно.

— Скажи капитану, что я сейчас буду у него.

Он надел тренировочный костюм и башмаки, на плечах повязал грубый свитер, словно нуждаясь в дополнительном тепле, взял под одну мышку пластиковый пакет с экипировкой на случай выхода, под другую портфель с картой и вышел в коридор. Валерия Соколова, экипированная аналогично, вышла в коридор из соседней каюты мгновение спустя. Он предложил ей следовать за ним, не испытывая счастья от вида ее физиономии, вытянутой и измученной. Он надеялся, что ей удастся справиться со своей задачей, не подведя его. Он все еще раздумывал, сможет ли выполнить приказ Майорова убить ее, если возникнет такая ситуация. Во всяком случае, он был не в состоянии казнить кого-нибудь хладнокровно.

Он направился в кают-компанию, где их ожидал завтрак. Подали горячую овсянку, копченую селедку, черный хлеб и чай. К его удивлению, он ел с удовольствием, в отличие от Соколовой. Немного поболтали. Гельдер быстро поел и встал.

— Если вы собираетесь сегодня прочищать кишечник, то лучше это сделать сейчас, — сказал он Соколовой и отправился в носовую часть. Вернулся он десять минут спустя, тут же появилась и Соколова. В кают-компанию вошел капитан.

— Мы готовы, когда вам удобно, — сказал Гельдер.

Капитан кивнул.