Брайс попытался ухватить мотылька и сорвать его с Уоргла. Но от боли и страданий Стю начал извиваться, будто в пляске Святого Витта, и Брайсу не удавалось поймать ничего, кроме воздуха. Уоргл шарахался то в одну сторону, то в другую, он то отпрыгивал, то приседал, то начинал вертеться, наклоняясь вниз, и казалось, будто это не человек, а кукла, которую дергает за веревочки пьяный кукловод. Руки его повисли и безвольно болтались во все стороны, отчего его лихорадочные, судорожные движения вызывали у тех, кто их видел, еще больший суеверный страх и ужас. Уоргл уже не пытался оторвать от себя то, что на него напало. Сейчас казалось, что он скорее впал в экстаз, а не корчится от боли. Брайс старался догнать его, схватить, но это никак не удавалось.
Наконец Уоргл упал.
В то же мгновение мотылек отцепился от него и взлетел, зависнув в воздухе на одном месте и быстро махая крыльями. Он повернулся, его кромешно-черный, налитый ненавистью глаз уставился на Брайса, и он устремился на шерифа.
Брайс инстинктивно закрыл лицо руками, сделал несколько шагов назад, оступился и упал.
Существо пролетело прямо у него над головой.
Брайс перекатился на живот и поднял голову.
Ночная бабочка размером с крупную хищную птицу плавно и беззвучно скользила в воздухе, направляясь к домам на противоположной стороне улицы.
Тал Уитмен поднял свой карабин. В накрывшей городок тишине его выстрел прогрохотал, как артиллерийская канонада.
Бабочка резко вильнула в сторону, перекувырнулась, словно хотела сделать мертвую петлю, скользнула вниз, но, чуть-чуть не долетев до земли, снова взмыла вверх и улетела, скрывшись из виду за крышами.
Стю Уоргл остался на мостовой. Он лежал на спине, распростершись и не двигаясь.
Брайс с трудом поднялся на ноги и подошел к Уорглу. Стю лежал прямо посередине улицы. Света там было мало, но все же достаточно для того, чтобы разглядеть, что лицо у него исчезло. О Господи! Исчезло. Как будто его просто сорвали. Волосы и разодранный на узкие полоски скальп торчали вверх прямо над белой лобной костью. На Брайса смотрел голый череп.
17
За час до полуночи
Тал, Горди, Фрэнк и Лиза сидели в обитых красной искусственной кожей креслах в одном из уголков вестибюля гостиницы «На горе». Гостиница не работала с того времени, как завершился прошлый лыжный сезон, поэтому, прежде чем они, отупевшие от пережитого потрясения, смогли шлепнуться в эти кресла, им пришлось снять покрытые пылью белые матерчатые чехлы. Овальный кофейный столик все еще стоял под чехлом, и все они молча взирали на этот зачехленный предмет, не в силах посмотреть друг на друга.
В дальнем конце вестибюля Брайс и Дженни стояли над длинным низким столиком возле стены, на котором лежало тело Стю Уоргла. Никто из сидевших в креслах не мог заставить себя взглянуть в том направлении.
Глядя на зачехленный кофейный столик, Тал проговорил:
— Я же попал в эту чертову штуку. Я ранил ее. Я знаю, что попал.
— Пуля ее задела, мы все это видели, — подтвердил Фрэнк.
— Так почему же ее не разнесло в клочья? — одновременно недоумевал и возмущался Тал. — В нее попали почти в упор из карабина двадцатого калибра. Ее должно было разорвать на мелкие кусочки, черт возьми.
— Оружие нас тут не спасет, — проговорила Лиза.
— Ведь на месте Стю мог бы оказаться любой из нас, — каким-то чужим, замогильным голосом произнес Горди. — Эта тварь могла убить меня. Я шел прямо за Стю. Если бы он пригнулся или отскочил в сторону...
— Нет, — возразила Лиза. — Нет. Оно хотело Уоргла. Никого другого. Именно Уоргла.
— Что ты хочешь сказать? — Тал изумленно уставился на девочку.
Она была бледна как смерть.
— Уоргл отказывался признать, что видел эту тварь, когда она билась в окно. Он утверждал, что это была обычная птица.
— Ну и что?
— Вот поэтому оно и хотело Уоргла. Именно его. Чтобы проучить его. Но главным образом чтобы проучить всех нас.
— Оно не могло слышать, что говорил Уоргл.
— Могло. Оно слышало.
— Но оно бы не смогло понять.
— Смогло.
— Мне кажется, ты приписываешь ему слишком большие интеллектуальные способности, — возразил Тал. — Да, оно большое. Да, оно не похоже ни на что, с чем нам приходилось сталкиваться раньше. Но все-таки это всего лишь насекомое. Ночная бабочка. Верно?
Девочка промолчала.
— Оно не всемогуще и не вездесуще, — продолжал Тал, стараясь убедить скорее самого себя, нежели остальных. — Оно не может все видеть, все слышать и все знать.
Лиза молча, не мигая, смотрела на покрытый чехлом кофейный столик.