Между городом и Томилинским лесопарком, в небольшой осиновой роще, имеется место, куда боятся заглядывать самые несуеверные. Ещё до последней вспышки «скотьего мора», здесь экскаватором вырыли огромную полость в земле и постепенно заполняли падалью вперемешку с дезинфектантом. Земля оседала, ливень вымывал наружу черепа и костяки, молва перешептывалась, что в самой толще похоронены и люди: инакомыслящие времён диктатуры, жертвы бандитских разногласий и женских вычисток. Во всяком случае, почва там была не в меру рыхлая, так что пришлось огородить беду бетонными панелями и для благообразия накинуть поверх маскировочную сетку.
Мало кто догадывался, что калитку в ограде регулярно смазывают, вёдрами заносят сюда бурый торф и жирную чёрную землю, сажают кустарники, способные переплестись корнями и создать поверх могильника упругую, но на удивление прочную сеть. И цвести так обильно, что аромат тёрна и тамариска забивает и оттесняет духоту распада.
На обратной стороне ограды устроены скамейки. С небольшими навесами от дождя и снега, чтобы можно было с удобством беседовать в любую погоду.
— Я вижу, что сигнал сбора приняли все, кому было нужно, и никто из посторонних, — констатирует Витош, на днях выпущенный из лицея с блестящей характеристикой. — Хотя прогулки в парке — не сидение в инете, чтобы возбуждать против нас старших. Слава вышним, что о содержании прогулок они не особо задумываются. Сады разбиваем, реку чистим, экологию улучшаем… Флиртуем помаленьку.
— И что? Сделанного не переделаешь, — говорит сугубо положительный Горан. — Не мстить же, в самом деле, вдогонку? Иначе не поспеваем.
— Месть — блюдо, которое следует подавать холодным, — говорит рыжий Радек, рефлекторно почёсывая веснушки, которые уютно соседствуют рядом с угрями.
Положительная Брежана хмурится:
— Мальчики, хватит с нас вашего стёба. Твоего стёба, Рад. Речь не о мести и даже не совсем о наказании тех, кто допустил. Лично я против директора ничего не имею — давление обстоятельств. Держался он прилично, очки тоже не втирал. Лицей ведь сохранился, и малявки…
— Со временем их хорошо обучат управлению. А также согласованию дел с власть имущими и примыканию к общепринятой точке зрения, — кивает умненькая Росица. Ответ в стиле ажурного словоплетения, что и ожидается.
— Вот именно, — кивает Малик. — Но не только этому. Идеальных людей из них не получится, а вот нестандартно и вольно мыслящих — сколько угодно. Президентский взвод будущего.
— О чём вы, братишки-сёстрёнки? Им и без того травма на половину жизни, — вздыхает Ярмила. — Арригу ведь все любили, так и липли к нему на большой переменке. Свой человек.
— Теперь их родаки надеются, что дети с горя обратно к ним прилипнут, — хмыкает Радек.
— Все старшие обожают иметь под собой кого поменьше. Все предки кичатся и бахвалятся потомками. Все дети повинны любить тех, кто их породил, — это почти что религиозная истина. Отрицать такое — почти ересь. Не напрасно в давние времена за убийство хозяина слугу поднимали на костёр, потому что хозяин для него — живой бог по плоти. Бог ведь тоже Отец или Сын, — говорит Росица.
— Роська, ты шо — зовсим з глузду зъихала? — вопит Гаяна, догадавшись по чистой интуиции. Иногда она чуточку фрондирует своей иноземной кровью.
— Это же не всех лицеистов касается, — утешает её Витош. — Только лучших по определению. Лауреатов всяческих наград и их покорных, бессловесных чад. Официальное лицо школы.
— Ты хочешь показать, что они — никуда не годные родители и члены совета, — медленно рассуждает вслух Малик. — И оттого к их мнению прислушиваться стоило поменее.
— Стихами оба заговорили? — отвечает Брежана. — Значит, дискредитировать и слегка принизить.
— Примерно так. По крайней мере, на первом этапе.
— Художественный свист. А, как говаривал Эрих Фромм, «от свиста в темноте светлее не станет». Обратного хода по-никакому уже не получится.
— История и так не даёт обратного хода, — как приговорил Витош. — Однако изменяя прошлое в глазах людей, мы прогнозируем и воплощаем будущее.
— Слова, слова, слова. А конкретно, мальчики?
— Конкретно, — кивает им всем Ярмила, — конкретно существует у нас в стране некая одиозная, всеми порицаемая и очень агрессивная контора, которая защищает детей против желания их родителей. Ювенильная юстиция. Ювенальная полиция. «Ювеналы».
— Теперь остаётся расчислить, что именно произойдет во имя их вмешательства, — вздохнул Горан. — И так, чтобы ни один кролик не пострадал.
Как это никто сразу не догадался, откуда ветер дует, размышлял Аркадий, когда это навалилось внезапно и сразу. К каждому психозу был подобран ключик. В члены родительско-попечительского совета выбирали тех, чти дети только начинали учиться. По стандартам общеобразовательной школы — пяти- шестиклашек. И, разумеется, таких, кто учился отменно. Другим критерием отбора в совет было умение, желание и возможность помочь лицею реально.
О развитии событий Аркадий мог судить лишь из газет, журналов и интернетного «Эха столицы».