Фантош

— Гае надо всё время показывать, что снаружи что-то есть и, мало того, всё время меняется. Так её мама сказала.

— Мозг маленький и, наверное, травма небольшая?

— Ну… — замялась, — Эльвира Зинна врач, они, сами понимаете, люди ответственные.

Так и закончилось всё яичницей-глазуньей на две персоны. С сыром, луком и свежими помидорами.

Больше таких неурядиц не повторялось. Прибегая со своих не очень понятных занятий прямо в одноразовой бумажной униформе, Эля поспешно выныривала из наполовину расстёгнутого пальто, куртки и брюк, стаскивала тугие латексные перчатки, «размывалась» и накидывала поверх нижнего белья простой хлопчатый дэл. А когда обед из трёх блюд уже булькал на плите, затевала игры с малышкой. Раскладывала на низком столике яркие мелочи — но стоило ребёнку попытаться схватить какую-либо, прихлопывала ладонью либо игрушку, либо протянутую ручку, а если удавалось ухватить что поближе — мигом сдёргивала вниз всю скатерть с заманчивым содержимым. Особенной логики в этом Алек не видел, но Ирина с Зориком любили присоединяться, разыгрывать сложные партии на четверых. Так продолжалось до тех пор, пока Гая не начала опережать любого игрока в ста случаях из ста.

Иногда Эля сажала дочь на ковёр и катила на неё огромный, в два Гаечкиных роста, тряпочный мяч, который поначалу сбивал девочку с ног, но чуть позже отскакивал от вовремя выставленных ручек и вприпрыжку двигался назад к матери.

Когда девочке исполнилось два года и она уже начала разговаривать длинными фразами, был куплен дорогой тренажёр, подобных которому Алек не видел и в зарубежных поездках. Дети буквально жили на нём, как обезьянки на баобабе.

Кроме того времени, когда Зорик проводил в подготовительном классе и школе (даже иные домашние задания ухитрялся зубрить в подвешенном виде), а Гайка занималась ещё более странными упражнениями, чем раньше. Мать или Ирина прикрепляли к её лицу кусок плотной бумаги и заставляли так ходить по всей квартире, всякий раз переставляя мелкие вещи с места на место. Или вообще поворачивали бедняжку «тыловой частью вперёд». Как ни удивительно, сама жертва очень радовалась такому обороту дел — без разницы, удавалось ей пройти дистанцию невредимо или нет. Первое, впрочем, случалось всё чаще.

Возможно, для того, чтобы как-то компенсировать ушибы, которые девочка получала благодаря обучению, обе женщины массажировали пухлое детское тельце довольно странным образом: пощипывая кожу едва ли не до синяков, прокатывая по мышцам литой резиновый валик — и всё-таки не переходя какой-то известной всем троим грани. Отец бы вмешался в непонятную женскую кухню с самого начала, если бы дочке так не нравились эти манипуляции — ничуть не меньше игр.

К тому времени, когда документы младшенькой были поданы в не так чтобы очень дорогую, но сильно «продвинутую» школу, она представляла собой буквально сплетение жил, заменивших собой вяловатые детские мускулы: жил, мгновенно и тонко реагирующих на любое прикосновение и похожих на живой панцирь. Походка была легка, будто у индейского воина, сердце неутомимо, обводы фигуры выглядели зрелыми не по возрасту. Затылком девочка видела, кажется, почти так же просто, как глазами, а из двух десятков мелких предметов, разложенных перед ней на поверхности стола, могла вспомнить в худшем случае восемнадцать. Имелось в виду — вместе с расположением.

— Гаянэ в школьных науках особенно выдаваться не будет, — говорила прямодушная Ирина (Эля благоразумно отмалчивалась). — Не те возможности. Чтобы учителя охотно вытягивали на тройки, ей надо быть по меньшей мере физкультурным светилом.

Ну, разумеется. В интеллектуалы прочили Зорика: худощавого, чересчур рослого и уже в очочках по причине лёгкой близорукости. Перечитал все книги в доме, кроме математических и физических справочников отца (в них лишь переворачивал страницы) и даже в интернете интересовался не «стрелялками» и квестами, а более или менее серьёзным материалом. Больше всего — искусством и литературой вполне элитарного свойства.

Однако Гаянка ни на крупицу не выглядела существом с ограниченными возможностями. Разве что с неординарными. Счёт до ста и далее дался ей без труда благодаря играм на развитие смекалки. Читать и выводить буквы, печатные и рукописные, выучилась как бы сама собой. Да и на её самоё — вся в отца, почти ничего от злосчастной матери — было приятно поглядеть: белокурые от рождения пряди потемнели и стали пепельными, губки сочные, глаза яркие, носик задорно вздёрнут, походка с припрыжкой. Такая не даст себя в обиду, решил Алекс. Вдобавок Зорик незадолго до торжественного первого звонка обучил сестрёнку, как следует держать себя, отвечать на вопросы, даже подворачивать форменные белые носочки и подкалывать юбку, чтобы старшие ребята приняли как свою. Учителей он в расчёт попросту не брал: дело взрослых.

Алек по поводу всех этих хлопот слегка недоумевал, но, как все внутрисемейные проблемы и заботы, считал делом женским.

До одного необычного — нет, необычайного! происшествия.