Бак поежился:
– Это ты заблуждаешься! Своими военными походами фараон изменил наш мир. Сирия – под его властью и больше никогда не узнает войны и нищеты.
– Бедный Бак, царские прихвостни совсем запудрили тебе мозги! Подумай хорошенько, и сам поймешь, что тобой манипулируют.
– Неправда! Я преуспел благодаря собственному труду, который мне в радость, мы с женой выбрали друг друга свободно, я люблю Египет, и я тут счастлив!
– Но помочь мне все равно придется.
– Я отказываюсь, Лузи. И лучше нам больше не встречаться.
– Нет, теперь ты слишком много знаешь.
– Ради нашей дружбы я буду молчать.
– В такие обещания я никогда не верил. А чтобы ты не передумал, вот тебе еще одно признание: всех, кто становился мне поперек дороги, я устранял.
– Устранял? То есть…
– Да, убивал. А раз ты знаешь правду о моем прошлом и нашем будущем, Бак, придется тебе делать, что я скажу.
– Никогда!
– Ничего не попишешь, мой верный слуга.
– Ты и меня убьешь?
– Я же сказал: нужна твоя помощь.
– Прощай, Лузи!
И расстроенный Бак убежал.
Лузи преспокойно вернулся к еде. Как бы Бак ни возмущался, доносить он не станет. Но пока у него сумбур в голове, нужно срочно переходить к решительным действиям…
106
Тьянуни маленькими глоточками поглощал жидкую ячменную кашу, полезную для желудка, когда его обеденную трапезу нарушил писец:
– Донесение из Яффы!
Яффа – маленький ливанский порт, активно торгующий с Египтом. Там всегда спокойно.
Идиллическую картину, однако, совершенно портило зашифрованное донесение местного агента. Тьянуни расшифровал его и… оторопел.
Забыв о своей безвкусной каше, он побежал во дворец. Царь как раз собирался на пир, устроенный первым министром для мастеров-плотников, распоряжавшихся на верфях, – в благодарность за хорошую службу.
– Неслыханное дело, государь! Неслыханное! Несчастье, каких еще не бывало! Захват заложников в Яффе. Бедуинское племя захватило город, и теперь они грозятся вырезать всех жителей, если наши солдаты и администрация не покинут пределы Сирии. И требуют переговорщика самого высокого уровня – срочно!
– Переговорщиков они получат. Пусть Антеф объявляет пятнадцатую кампанию!
После обеда Бак чувствовал себя ужасно. Еле держась на ногах, он тем не менее вернулся к работе. Ближайшие сотрудники встревожились, опасаясь за его здоровье. Бак, обычно жизнерадостный, был явно чем-то очень расстроен, путался в распоряжениях, ошибался в цифрах, отдавал приказы так, что половину слов было не понять.
С закатом солнца он вышел с территории Карнакского храма и, пошатываясь, направился к своему служебному жилищу – маленькому загородному дому с садом. Бака мучил вопрос: должен ли он донести на друга властям или нет?
С одной стороны, в Лузи он увидел человека хладнокровного, расчетливого, готового рискнуть жизнью ради того, чтобы совершить ужасное убийство. С другой… А если все эти разглагольствования – пустое? Плод годами вынашиваемой в душе злости, которая так ни во что и не выльется?
Так выдать его или нет?
Или поговорить с женой? Это было бы опрометчиво. Слишком многое пришлось бы объяснять, о чем ей знать не стоит. Свое недомогание он объяснит просто: поел несвежего, устал, и нужно хорошо выспаться.
А завтра, на ясную голову, может, что-то и придумает…
Но стоило Баку переступить порог своего жилища, как он остолбенел.
Он увидел Лузи, на руках которого был его, Бака, младший сын!
– А вот и ваш муженек! – воскликнул Лузи.
Прибежала жена Бака.
– Мы уже начали волноваться! Тяжелый был день?
– Да, очень тяжелый.
– Мы с твоим другом Лузи уже познакомились. Он приехал из Мемфиса и решил тебя повидать. Прекрасный человек, детям так понравилось с ним играть! Пока я управлюсь с ужином, идите в сад и откройте кувшин хорошего вина, его подарок!
Лузи отпустил малыша, и они с Баком вышли.
– От меня не сбежишь, мой верный слуга! Если не будешь слепо подчиняться, как раньше, убью твою жену и детей. Так что залог твоего маленького счастья – это я. Вместе мы организуем подполье, куда будем привлекать тех, кто родился и вырос в Сирии. Начнем с работников твоей фермы. И нашу прекрасную клятву исполним: уничтожим тирана!
Вступив в должность главы администрации сирийских земель, Пахек действовал осмотрительно, принуждал себя выслушивать сирийских военных и вельмож, продавшихся врагу, мечтая, как однажды перережет им горло. Любезный, внимательный, он принимал решение, только выслушав тех и этих, и отныне имел полную свободу действий, чтобы развивать подпольную сеть в каждом крупном селении и там же до времени прятать в тайниках оружие.
Сомнительными оставались два момента. Первый: поддержат ли восстание широкие массы? Если нет, идея с бунтом провалится. Второй: обязательное участие митаннийцев. Чтобы убедить их своей военной мощью поддержать бунтовщиков, понадобятся долгие, трудные и при этом тайные переговоры. Самые ярые сторонники Пахека не пойдут драться, если митаннийцы откажутся сражаться с ними бок о бок.