Фараон

Обед всегда проходил в деловой обстановке. За царским столом – никакой легкомысленной болтовни, только серьезные дискуссии по вопросам, которые готовил Минмес, как следует изучив донесения того или иного министра. И далее – аудиенция за аудиенцией, до вечернего обряда, в ходе которого фараон затворял двери храма, надеясь, что ночь не станет синонимом небытия. Чаще всего и ужин проходил так же. Минмес с Антефом подбирали гостей, стараясь, чтобы компания получилась приятной.

Наедине царь с супругой оставались редко, что делало эти моменты особенно ценными. Вкладывая душу и все силы в свои обязанности, Сатья и Тутмос также научились любить друг друга, не полагаясь исключительно на свои эмоции, но также на глубокое знание, что они друг для друга незаменимы, единственные в целом мире. Общность их мыслей была такова, что они мало разговаривали, разве что в случае несогласия, которое очень быстро разрешалось.

Доверять безгранично, делиться надеждами и опасениями, не бояться предательства… Ни с чем не сравнимая привилегия, волшебная связь между царственными супругами. Если она прервется, страна погибнет.

Сатье было присуще свое, особое могущество, не похожее на силу Тутмоса, которое ему, однако, было необходимо, в котором он черпал вдохновение. Делясь каждый своим видением, царь с царицей старались обозреть всю картину, включавшую двор, государство и народ, понимая, однако, что задача эта непосильная, но отступать они не в праве.

И не пасть духом им поможет только служение богам.

36

В Карнаке все сбились с ног. Фараону предстояло осуществить одно из важнейших деяний своего правления – заложить храм. Завершая архитектурные замыслы своей предшественницы, царицы Хатшепсут, Тутмос создавал собственное святилище, не похожее ни на одно из ныне существующих.

В этот тридцатый день второго месяца второго сезона[48], в двадцать четвертом году, высокие государственные чины торжественной церемонией отметили закладку «Блистающего памятниками» – архитектурного ансамбля, посвященного созидательному свету.

По требованию царя постройка должна была покоиться на прочном фундаменте, что защитило бы ее от разливов реки. Также предусмотрены были ряды каменной кладки в основании стен, колонн и обелисков и слой гравийно-песчаной смеси под полами.

Прежде часовен в этом месте не строили, но теперь ему предстояло превратиться в Зал Сердца египетского царства, где будут поклоняться предкам и посвящать в сан жрецов, достойных участия в величайших таинствах.

Царь с царицей натянули между двумя колышками бечевку, проверяя уклон участка, затем государь взял заступ и открыл траншею для закладки фундамента, сформовал первый кирпич.

И вдруг, к изумлению присутствующих, материал в его руках засверкал. Руки фараона преобразовали свет Амона, Сокрытого, который таким образом явил себя смертным и благословил своего сына.

* * *

Церемония завершилась серией подношений и закладкой в один из котлованов нескольких амулетов в виде строительных инструментов, глаза Гора, обелиска и других защитных статуэток. Тайник накрыли плитой. Незримые, эти магические предметы сохранят храм от разрушительных волн.

Тьянуни ждет, пока не закончится обряд и не разойдутся чиновники, после чего подходит ко мне. Вид у него сконфуженный.

– Не хотелось портить этот прекрасный день, ваше величество, но мои новости не могут ждать.

– Снова волнения в Мегиддо?

– Нет, мы контролируем ситуацию. Дело в том, что…

Тьянуни в нерешительности умолк.

– Новое восстание?

– К несчастью, да.

– И где же?

– На большой равнине в Ретену, в сиро-палестинском регионе.

– Местными войсками не обойдемся?

– Боюсь, что нет. Противник распускает слухи, что фараон больше не осмелится покинуть Египет. Но если вы не вмешаетесь, причем лично, волнения распространятся на большие территории.

– По-твоему, дело серьезное?

– Исходя из моих донесений, серьезное и не терпит отлагательств.

– Собирай военный совет!

* * *

Никогда мне не наскучит покой дворцового сада. Это особый мир между двумя вселенными – людей и богов. Здесь, каким бы тяжелым ни выдался день, я испытываю такую благодать, что усталость тут же отступает. Меня всегда интересовали деревья, цветы и садовые растения, неподвижные с виду, а на самом деле живущие в своем собственном ритме. Я понимаю их язык, радуюсь их расцвету и огорчаюсь, слыша их жалобы. Если бы судьба не уготовила мне участь фараона, я стал бы садовником.

Когда Сатья завершает беседу с главными распорядителями Дома Царицы, я увлекаю ее в сад, и мы усаживаемся в легкие кресла, в тени старого сикомора, возле пруда.

– Новое восстание, на этот раз в сиро-палестинском регионе Ретену. Я склоняюсь к тому, что это маневр Митанни. Хотят проверить, как быстро мы способны действовать.

– Разве это не сможет уладить кто-то из твоих военачальников?

– Думаю, мое присутствие необходимо. Заговорщики увидят, что я не гнушаюсь лично инспектировать подвластные нам земли.

– Ты чего-то недоговариваешь.