Фараон

Никогда еще Сатья не играла искуснее! Я медленно и неслышно приближаюсь, чтобы ей не помешать. Она – само воплощение музыки, создающее гармонию, которой питаются живые души.

Пальцы Сатьи перебирают струны, и финальный аккорд заставляет золотую арфу дрожать.

– Почему бы тебе не поцеловать меня?

Я касаюсь губами ее шеи.

– Разве ты не избег самого страшного?

– Брадобрей меня спас. Маху злится и усиливает нашу охрану.

– И правильно делает. Твои враги так просто не сдадутся.

– Вы с первым министром поладили?

– Если знать к нему подход, Узер – приятнейший человек.

– Узер – приятный? Ты и вправду чаровница!

– Он – хороший чиновник, и наши беседы всегда по существу. Даже по тонким и сложным вопросам мы нашли взаимопонимание и приняли временные меры, которые ты должен утвердить. Тебя ждет серьезная работа.

Меня смущает одна деталь.

– Прости мою откровенность… Не округлился ли твой животик?

Улыбаясь, Сатья берет меня за руки:

– Я ношу дитя. И оно родится до конца этого года.

До меня не сразу доходит смысл сказанного. Вот событие, к которому я был готов не больше, чем к войне!

– По прогнозам лекарей[50], – продолжает Сатья, – у нас будет сын.

– Мне больше хочется девочку, чтобы у нее были твои глаза и твой голос… Но и мальчик – это прекрасно.

* * *

Сатья не приукрасила реальность. Сельское хозяйство, ремесла, перевозки, вопросы жилья и здоровья… Мой стол завален ворохом свитков. Дополняя работу первого министра, царица замечательно потрудилась. Я одобрил почти все ее рекомендации, неизменно учитывающие общественные интересы.

С охапкой папирусов входит Минмес:

– Не беспокойся, только хорошие новости! Два обелиска вот-вот выйдут из гранитных карьеров в Элефантине, и великолепная бирюза из синайских шахт только что поступила в сокровищницу. А еще в Нубии скоро будет новый храм.

– В Нубии…

– Полнейшее спокойствие. Слава о твоих победах распространилась далеко, так что ни одно тамошнее племя не посмеет роптать.

Минмес нарочно заставляет меня ждать, зная, что меня эта его стратегия забавляет. Поэтому я не спешу задавать вопрос, которого он с нетерпением ждет. Друг сдается первым.

– По поводу твоего храма в Карнаке…

– Ты много успел?

– Менх Старший и его правая рука Пуйемре предоставили в мое распоряжение мастеров храма Амона. Они работали не покладая рук, за что я выплатил им премии, каждому по заслугам. И теперь с радостью сообщаю, что твое святилище почти готово!

40

– Ты мне нравишься.

– Издеваешься надо мной? – удивился Бак.

– Очень нравишься.

Красивая брюнетка – гологрудая, в короткой набедренной повязке. Пухленькая, смешливая, она считалась лучшей дояркой в окрýге. Сириец приметил ее, еще когда начал работать в хлеву, но ни разу не посмел заговорить. Если кто-то из бывших пленников задевал египтянку, его жестоко наказывали.

– Не может быть! Ты ошибаешься.

– В мужчинах – редко.

– Ты знаешь, откуда я пришел?

– Из Мегиддо, которое победил наш могучий царь.

– Я – чужак, я…

– Это ненадолго – хозяин на тебя не нарадуется. Завтра ты станешь вольным. А я – я вольна заняться с тобой любовью.

Бак стиснул ручку метлы:

– Точно спятила…

Она прильнула к нему так стремительно, что он оказался зажат между нею и стеной хлева, – никак не убежишь.

У него так долго не было женщины, а тут это мягкое тепло, эта рука, пробуждающая в нем желание… Бак не стал противиться.

Любовники покатились в солому, и радость девушки воспламенила молодого сирийца. Под ее стоны и смех их страстные объятия заставили его забыть многие месяцы плена.

– Ты мне еще больше понравился! – воскликнула она.

Бак замер.

– Если хозяин узнает…

– Узнает, конечно, сегодня же вечером! Приходи ко мне ночевать. И нас будут считать женатыми.

– Женатыми? Нас с тобой?

– Да, нас с тобой.

– А ты не слишком… спешишь?

– Жизнь и так слишком короткая. Лучше уж наслаждаться друг другом и делать так, чтобы каждый наш день стал счастливым!

У Бака голова шла кругом. Уж не снится ли ему все это? Переступая порог жилища брюнетки, он подумал о своем прежнем господине Лузи. Повезло ли ему так же?

* * *

– Поднимай, говорю тебе!

Лузи безропотно подчинился – подобрал тело товарища по несчастью, упавшего при попытке связать огромную охапку папируса. Это усилие оказалось для него последним.

– Брось в воду, рыбам! И с телом возиться не придется.

Сегодня у главного охранника отвратительное настроение, лучше подчиняться без проволочек.

– Теперь берись за работу!

Лузи хватается за тростник, чтобы не отведать палки. Жара, комары, оскорбления – но он выдержит все ради своей навязчивой идеи – убить Тутмоса. Это он и только он – причина всех страданий Лузи.

К наступлению ночи спина болит так, что, кажется, уже не разогнуться… К счастью, трубят отбой, и, бросив работу, молодой сириец растягивается на земле, уже не боясь, что его за это накажут.

Запах жареной рыбы заставляет его немного взбодриться.