О, сколько предосторожностей предпринято, дабы погрузить и перевезти эти монолиты в храм! Установленные перед четвертым пилоном, они получат подношения в виде хлеба и пива, которые будут возобновляться ежедневно, дабы питать их необходимой энергией.
Царь не отступает от намерения внести свой вклад в украшение огромного Карнакского храмового ансамбля, расширяя его монументы и увеличивая могущество. И верховный жрец Амона Менх Старший ему очень за это признателен. Старый и немощный, он не нарадуется на государя, так истово блюдущего традиции…
– Еще один ритуал требует твоего присутствия, – шепчет Сатья на ухо супругу.
Заинтригованный, он следует за ней.
В одном из залов «Ботанического сада», где скульпторы уже начали работать над стенными барельефами, стоит позолоченная арфа, украшенная бирюзой и ляпис-лазурью.
Пальцы царицы перебирают струны, создавая мелодию, чья магия оживит скульптуры, и такими они останутся уже навсегда.
46
Баку казалось, что он грезит наяву. Он-то думал, в Египте его ждет ужасная жизнь, полная лишений, а вместо этого обрел счастье. Жена, свой дом, работа… Срок его наказания истек, и хозяин фермы устроил по этому случаю застолье с большим количеством пива и вина. Писарь-учетчик вычеркнул имя Бака из списка военнопленных, и с этого момента он стал египтянином, таким как все. О его прошлом больше никто не вспомнит.
Да от него и мало что осталось: Баку самому хотелось все забыть, за исключением, пожалуй, Лузи, к которому он был очень привязан.
Узнать о его судьбе представлялось делом нелегким, тут нужна осмотрительность. Если слишком интересоваться судьбой каторжника, можно и самому попасть в неприятности. Лучше действовать по обстоятельствам, как говорится, маленькими шажками.
Когда все наелись и напились, фермер позвал Бака прогуляться – чтобы не было тяжести в животе. Вдвоем они прошлись по усадьбе.
– Люблю эту землю, богатую и щедрую, – заговорил фермер. – Она нас кормит, а потому заслуживает уважения. Ты уже научился ходить за сохой и делать такие борозды, чтобы не портить почву. Я обучу тебя и другим секретам, чтобы поля и впредь давали нам много золотых колосьев.
Прежде этот брюзга ничего подобного не говорил. Фермер остановился, окинул любовным взглядом свои поля и хлева, перевел дух.
– Если урожай будет хороший и с живностью порядок, Карнакский храм выделит мне еще участок и два десятка коров. Целое состояние… А я, может, и откажусь.
– Почему? – изумился Бак.
– Старость, да и устал я. Оставить все это добро не на кого. Сыновья – сапожники в Фивах и столичную жизнь на эту не променяют. А вот ты, Бак… Скажи, ты бы согласился обрабатывать этот новый участок? Труд тяжкий, сразу предупреждаю. Даже в праздники придется доить коров и ходить за ними. Поначалу у тебя будет всего пара батраков, и я буду строго следить за доходами. Не справишься – выгоню.
Хозяин не шутил. Бак же, прекрасно понимая, на что идет, согласился.
Худшего Лузи избежал, но путь, ведущий к фараону, будет долгим, со многими препятствиями, возможно, непреодолимыми. Правда и то, что ненависть горы сворачивает… Благодаря ей он сбежал с каторги, и день ото дня это чувство росло, а решимость крепла.
Первая трудность – влиться в местное сообщество, найти работу, раствориться в массе простолюдинов. Парень он крепкий, никакой, даже самой тяжелой работой его не испугаешь. Оставалось только убедить в этом будущего нанимателя.
К деревне, стоящей посреди пальмовой рощи, он подходил с опаской. Как-то его примут? Если в чем-то заподозрят, начнут пугать стражей, сразу сбежит. Но потом куда ему идти?
Однако в этот раз Лузи повезло.
По тропинке, ведущей в деревню, тяжело брел старик с большим мешком зерна на плечах.
– Подсобить?
– Не откажусь, мой мальчик. Спина болит нещадно.
– У тебя нет осла?
– Болеет мой вислоухий… Вот за него и работаю.
– А что, есть еще мешки?
– С десяток. Завтра утром писец их пересчитает и отправит в закрома провинции, чтобы был запас. Если разлив Нила будет неудачным, никто не умрет с голоду.
– Я могу… Если накормишь, перенесу все твои мешки.
– Договорились!
Старик обитал в маленьком доме, в самом начале деревни.
– Жена моя год как умерла, дети живут далеко. В деревне осталось несколько семей, крестьянствуем помаленьку. Пить хочешь?
Работа предстояла тяжелая, и Лузи выпил целый кувшин воды.
– И лепешку съешь, – предложил хозяин дома. – А пока будешь носить, я сварю обед.
Управился Лузи быстро и с удовольствием поел копченой рыбы и вареной фасоли.
– Говор у тебя чудной…
– В одном оазисе, на западе, я попал в скверную историю, – сочинял на ходу Лузи, благо туника прикрывала позорное клеймо у него на плече.
– Расскажи!
– Я держу ослов – перевожу на них соль. И вот остановился на ночлег в том оазисе, возле источника. А когда проснулся – ни ослов, ни соли, ни съестных припасов.