Фараон

– И что ты мне скажешь?

Сабастет улыбнулся, но племянница продолжала смотреть на него с подозрением.

Брадобрей показал ей документ, подтверждающий, что ее будущему супругу, некогда пленнику, а ныне натурализованному египтянину[67], пожаловано новое имя и должность цирюльника при храме в Бубастисе[68].

Племянница внимательно прочла папирус и только потом заметила печать.

– Да это же… это же…

– Печать фараона! Я рассказал ему твою историю, и он счел нужным исполнить твои желания.

* * *

Главный распорядитель арсенала в Мемфисе как раз осматривал склады, когда прибежал дневальный:

– Фараон! Фараон прибывает!

– Ты бредишь? Меня никто не предупреждал!

– Он уже близко!

Писцы и военные в спешке собрались, чтобы поприветствовать своего суверена, который тут же направился в мастерскую по изготовлению луков, стрел и пращ.

Тутмос желал убедиться, что его замечания услышаны и оружие из мастерской выходит не хуже того, что он видел у сирийцев.

Результатами осмотра фараон остался доволен. Чего нельзя было сказать о главном распорядителе: столь высокий визит ничего доброго не сулил.

50

Памятуя о том, что рассказала мне в доверительной беседе госпожа Небету, я приказываю приготовить две могилы для первого министра Узера. Первая[69], под пирамидой, увековечит для потомков его повседневную деятельность на государственном посту. Вторая[70] посвящена его путешествию по загробному миру, и я велел украсить ее фресками – привилегия, которую некоторые считают излишней. На стенах гробницы Узера будут изображены выдержки из «Книги скрытого зала»[71], которую я сам составил и тексты из которой также будут начертаны на стенах моего собственного вечного прибежища.

– К чему такая щедрость? – удивляется Минмес.

– Потому что Узер не предал меня в момент, когда моя власть была неустойчивой. И обязанности свои выполнял безупречно.

– Он первостатейный тактик, только и всего! Думаю, ты тревожишься зря: твой первый министр проживет еще очень долго.

Друг детства ошибся.

На следующий день после нашей недолгой беседы наедине Узер скончался. Мы с Сатьей вместе руководили его похоронами.

При дворе у всех одна тема для разговоров: кто придет Узеру на смену? И ответ напрашивается сам собой: Минмес.

* * *

Чтобы попасть во дворец, нужно подняться по пандусу, у подножия которого стоят чаны с водой, и посетители, вне зависимости от ранга, ополаскивают в них ноги и руки. Призванный пред очи фараона, Рехмир, градоначальник Фив, также подчинился этому правилу, ибо гигиена – благо, восхваляемое со времен первых династий.

В свои тридцать лет племянник покойного первого министра был красив и внешность имел представительную. Трудолюбивый, временами даже излишне щепетильный, доброжелательный, но требовательный, счастливый супруг и отец, он искренне любил свой город и управлял им со строгостью, ценимой всеми.

Рехмир преклонялся перед Узером, своим дядей и наставником. Поблажек тот племяннику не давал, зато обучил всем тонкостям жизнедеятельности такой огромной страны, как Египет, так что утрата этого наставника казалась невосполнимой. Смерть Узера стала первым, и весьма суровым, испытанием в жизни ученика, прежде ничем не омрачаемой.

Молодой градоначальник столицы не раз бывал на дворцовых пирах и видел государя издалека. Тутмос представлялся ему непреклонным, сдержанным и малообщительным. Как и многие царедворцы, он опасался поражения в Сирии и Палестине и удивился, когда из Мегиддо фараон вернулся с победой. Вопреки всем прогнозам, Тутмос оказался талантливым правителем.

Единственное, чего хотел Рехмир, – это держаться подальше от фараона и царского дворца с его интригами. Неудивительно, что приказ явиться к царю на аудиенцию очень его расстроил.

* * *

Минмес вводит градоправителя в мой кабинет и тут же исчезает. Я как раз подписываю распоряжения по поддержанию каналов в рабочем состоянии и хочу как можно быстрее с этим закончить. Пока я пишу, мой гость стоит неподвижно, украдкой рассматривая помещение, в которое мало кто из чиновников имеет доступ.

Мой пес Геб, не проявив и тени враждебности, снова ложится у моих ног и засыпает.

– Присядь пока, – говорю я Рехмиру, которому явно не по себе.

Тот садится, кладет руки на колени и упорно не поднимает глаз.

– Твой дядя был великим первым министром. Сегодня я должен выбрать ему замену. И я подумал о тебе.

– При всем почтении, ваше величество, вы совершаете ошибку! Я доволен своей должностью градоправителя и ничего не хочу менять.

Тон у него уверенный, но без дерзости.

– Успешно ли, по-твоему, мы управляем зернохранилищами?

Момент сомнения…

– Удовлетворительно.

– Я хочу услышать искренний ответ, Рехмир.

Снова он колеблется, обдумывает свои слова.

– Желательно кое-что улучшить.

– Что насчет каналов и водных резервов?

– Работу можно было бы организовать и лучше.

– Распределение доходов?

– То же самое.

– Судебная система?

– Наше больное место… В последнее время нарушений стало больше.

– Ты сумел бы исправить положение?

– Трудно сказать, я ведь…

– Говори от сердца!

– Это… Думаю, это возможно.