Фараон Эхнатон

– Верно, друг Нефтеруф! Именно к дворцовой междоусобице. Но в это жестокое время, когда голос людей, голос Кеми, имеет столько же силы, что и лягушечье кваканье, – даже небольшая дворцовая интрига кое-что да значит. Поссорились царь и царица. Дуются друг на друга царедворцы. Возлюбленная всходит на трон или к подножью трона (скажем, Кийа). Одни огорчатся, другие – обрадуются. Придется фараону выбирать какую-нибудь сторону, причем решительно. Если не успел еще сделать своего выбора.

– Надо думать, что победу одержит фараон…

– Скорее всего, так. Есть на Востоке страна. Там змеи танцуют под звуки камышовой дудки. В той земле даже нищие мудры. Уподобься одному из них – ибо и сам ты нищ – и рассуди, да похладнокровнее. Значит, так: победу одержал фараон…

– Допустим.

– Что делает Нафтита?

– Она удручена. Убита горем. Грызет от бессилия ногти.

– Не всё!

– Что же еще?

– Не все, говорю, сказал. Где же ее гнев? Где ее друзья – явные и тайные? Они молчат?

– Думаю, что да.

– Учти: до поры до времени. Они замкнутся, уйдут в себя, прикусят языки. Но только на время. Их час пробьет!

Звезды описывают неведомый путь, точно нарисованные на огромном блюде. Они прочно привязаны друг к другу. Их союз нерасторжим. И это медленное вращение небесного свода привлекает внимание обоих собеседников.

– Ты видишь – звезды! Они на небе горят вечно. Их свет будет виден вечно. Представь себе, что так же вечен был бы царский двор со всеми царедворцами…

– Даже не заикайся об этом! Одна подобная мысль может помрачить человеческий разум!

– Верно говоришь, верно. Стало быть, двор не вечен. И фараонова жизнь имеет начало и конец.

– Имеет, имеет, к нашей радости!

– А раз это так, то не надо пренебрегать ни одной перестановкой в созвездии дворцовом. Кийа и Нафтита – пусть при этом же фараоне – не одно и то же! Непременно, непременно что-то изменится. Пусть незначительное, едва заметное, но изменится! И вот тогда решай, как быть. Сейчас Нафтита усердная помощница фараона в делах государственных. А какой будет Кийа?

– А что же делать мне? Сидеть сложа руки?

– Нет, нет, нет!

– Действовать?

– Да, да, да!

– Но прежде надо удостовериться…

– Наше счастье в том, что люди – миллионы людей – равнодушны к тому, что делается во дворце.

– Нет, они не равнодушны. Их просто никто ни о чем не спрашивает. Люди как скоты: работают, пьют, едят, спят, размножаются, умирают. Дворец для них недосягаем, а власть фараонова слишком сильна.

– И все-таки люди есть люди. Их слово есть слово. Даже тайные проклятия их страшны.

– Это так! Это так!

– Подумать надо…

– Обязательно!

– Посоветоваться…

– С кем?

– С Шери, например…

– А где он?

– Или с Ка-Нефер…

– Поговорим о Ка-Нефер!

Она там. За стеной. Со своим молодым и сильным мужем. Они, кажется, о чем-то все еще шепчутся. А может, целуются? Вот скрипит половица под их циновкой. Раздается легкий вздох. И кашель. Мужской кашель… Она говорит. Она что-то говорит. А он молчит. Только половица поскрипывает…

– Наверно, все-таки я дал маху…

– Это сегодня, что ли?

– Да, сегодня.

– Когда она протягивала свои ноги к твоим чреслам?

– Да.

– Ноги, которые пахли ароматичными маслами?

– Да.

– Которые ты отверг?

– Ты имеешь в виду ноги?

– Да, их…

Нефтеруфы молчат: и один и другой. Оба глядят друг на друга прямо в зрачки. И в глазах отражается все небо.

– Наверное, мне следует уйти отсюда. Нельзя, чтобы к важному делу примешивалась любовь.

– Взвесь все это.

– Она, возможно, добьется своего…

– Взвесь и это…

– А иначе сочтет меня за высохший камыш.

– Возможно.

– Но куда я уйду?

– Некуда тебе уходить…

– Может, поискать Шери?

– Лучше наберись терпения!

Какая-то странная, нескончаемая ночь. Как там, в горах. Мучительная ночь.

А день? Разве он будет лучше?

Ночь, ночь, ночь…

– Послушай, Пенту, ты, кажется, клюешь носом?

– Нет, я вовсе не сплю. И спать не хочется. Я думаю.

– О чем же?

– Над твоими словами, твое величество.

– А-а… У меня не проходит эта боль в затылке.

– Выпей настоя, твое величество.

– Он – горький.

– Он – полезный. Его делают племена, которые очень далеко отсюда.

– Где же они?

– За землями хеттов, твое величество.

– Разве и там есть земли?

– Есть! Но дальше – холод и море.

– Так ты говоришь, Пенту, что этот настой помогает?

– Очень, твое величество.

– И его придумали далекие племена?

– Да, далекие и дикие.

– Как же дикие могут придумать такое лекарство, до которого не додумался сам ты, Пенту?

Его величество пьет горький настой из далеких трав и морщится. Хватается за грудь, точно его тошнит. И падает навзничь. На мягкие подушки. И простирает руки, точно молясь богу. Фараон любит, чтобы в его покоях ночью было светло как днем. Поэтому и горят светильники. В каждом углу. В них налит рыбий жир, чистый, как янтарь, и фитиль плавает в нем льняной, приготовленный особым способом. Поэтому светильники почти не чадят, щедро одаривая стены и потолок ярким светом.

– Я все равно не усну, Пенту.

– Я тоже.

– Это из-за меня?

– Нет, из-за старости. Теперь я могу не спать. Но в двадцать лет меня трудно было растолкать даже троим.

– Так хотелось спать?