Читаем Фараон Эхнатон полностью

– Помоги мне, – сказал он, скрежеща зубами, как волк, пожирающий костлявую овцу.

Со двора выбежали несколько мужчин. Они разговаривали между собою очень громко и не очень понятно. Тахура догадался, что перед ним – подвыпившие люди. Один из них обратился к тому, что стоял у стены, с довольно-таки миролюбивым предложением:

– Пепи, пойдем, полежим на циновке!

Однако Пепи продолжал сморкаться и плеваться кровью. Тахура волей-неволей оказался совсем рядышком с подвыпившими драчунами.

– Господин, – сказал Пепи, обращаясь к Тахуре, – я не хочу… Никуда не хочу!

– Помолчи, Пепи! – приказали ему.

– Нет, – надрывно выкрикнул Пепи. – Я не стану молчать!

Он отошел от стены и зашатался. Разумеется, и Пепи был пьян.

Высокий, стройный человек – возрастом старше средних лет – подошел к Тахуре. Это был кареглазый, смуглый человек. Но по сравнению с цветом кожи глаза его казались светлыми.

– Н-не из-з-воль бес-покоиться, гос-го-гос-по-дин! – Это был самый неподдельный заика. – Мы – все… все… все… свои люди. Пепи над-над-над-ле-жит ехать на границу с хеттами. А там… А там… А там…

Заика бил ногою землю, размахивал рукой, но никак не мог, что называется, сдвинуться с места. Купец терпеливо ждал, чтобы узнать, где это «а там»…

– А там – война! – пропел заика. – Пе-пе-пи не хочет ех-ех-ех…

– Ехать, – подсказал купец.

– Ех-ех-ехать, – упорно продолжал заика. И вдруг – скороговоркой: – Он привел жену месяц тому назад… Разве это к лицу – так убиваться? Ты должен идти с мечом и щитом против азиатов. А раз должен – иди!

Чужеземцу не следовало совать нос в эти дела. Тахура раздумывал, как бы это улизнуть поскорее от греха подальше.

– Так он – новобранец? – из приличия спросил Тахура.

– Да, ново-ново-ново-бранец. Он неплохой па-па-па-рень. Он не ви-ви-ви-новат: выпил… выпил с горя, а ведь Пепи никогда не пил лишку…

Пепи проговорил плачущим голосом:

– Уж лучше бы я пил! Лучше бы умер от какой-нибудь страшной хворобы… Господин, какая самая страшная болезнь на свете?

Тахура ответил:

– Самая скверная хвороба, пожалуй, проказа. Но зачем тебе она?

– Как зачем? – воскликнул Пепи, рыдая. – Я хочу заболеть ею. И сидеть дома!

– Чу-чу-чу-дак! – сказал заика. – Тебя же из-из-из-из-гонят, и ты будешь, будешь, бу-бу-дешь жить в Зап-зап-зап-адной пустыне…

– Ну и пусть!

– Будешь со-о-о-о-сать камни и же-е-е-е-е-вать су-хие ко-о-о-о-о-лючки…

– И очень хорошо!

Те остальные, которые стояли позади заики, возмутились. Что это болтает Пепи? Его надо силой затащить во двор!

– Никуда я не пойду! – твердил Пепи. – Где бы раздобыть эту самую проказу? Скажи мне, господин.

– Господин, не связывайся с ним…

– У него разбит нос.

– Он упал с крыльца…

– Его надо умыть.

– Ты видишь, как он упрям?!

– Пепи, послушайся их…

– Я ненавижу весь мир! И всех вас!

– Пепи, они желают тебе добра, – сказал купец.

– Они трусы – вот кто они! А я не желаю идти умирать. Пропади пропадом все азиаты от мала до велика! Сдались они мне! Что мне – плохо в Ахяти? Что мне – надоела Нефернаи? Зачем мне убегать от нее? – Пепи приблизил к купцу свое лицо, и купец разглядел прекрасные черты под кровью и пылью. – Я хочу проказы! Я это говорю от всего сердца!

– Ты очень пьян, Пепи!

Его друзья приблизились к нему.

– Уйдите! – завизжал Пепи, пятясь спиною к стене. – Я буду бить! Уйдите, говорю вам добром!

«Это удивительно, – подумал Тахура. – И в великом Кеми народ как народ. Такой же, как в Вавилоне. Как в Ассирии. Неужели здесь, на берегах Хапи, появились люди, которые могут ослушаться фараонова приказа?.. А впрочем, что я говорю? Разве мало было возмущений в Кеми? Разве мало летело благородных голов с плеч на пыльную землю?.. Вот он, Пепи, не желающий ни воевать, ни служить в войсках! Но много ли таких? – вот в чем загвоздка!..»

– Он шагнул с крыльца, – сказал долговязый (остальные молча стали у ворот). – Он шагнул, а пиво ударило ему в голову…

– Так много он выпил?

– Пепи пил вино. Потом пиво. Потом вино. Потом пиво.

Пепи рычанием подтвердил, что все это было именно так. Он лишь добавил, что пива пил немного. Потому что пиво дрянное. Другое дело – вино!

Один из тех, кто стоял поодаль, – такой квадратный, крестьянского вида мужчина, – сказал:

– Господин, это мое вино. Я привез его, чтобы проводить Пепи. Кто знает, что он будет пить у проклятых хеттов?!

Тахура не без тайного злорадства успокоил его:

– Там тоже родится хорошее вино.

– У меня оно особенное.

– Не спорю. В Азии бывают вина светлые, как ранний рассвет, и красные, как вечерняя заря.

Пепи насторожился. Его родственники странно переглянулись.

– Это в Азии такие вина? – спросил долговязый, не скрывая недоумения.

Остальные повторили в один голос:

– В Азии? Такие вина?

Пепи был страшен: кровь запеклась на его лице. Она багровела – грязная, местами удивительно чистая. Он, казалось, позабыл о своем горе…

– Ты сказал – в Азии? – шатаясь, проговорил он. – В Азии? Я скажу тебе, что есть в Азии. Хочешь, скажу?

– Скажи!

– В Азии… – Пьяный попытался улыбнуться. Губы его скривились. Руки сжались в кулаки. – В Азии много вшей… Много грязи… Откуда вино в Азии?

Перейти на страницу:

Все книги серии Египетские ночи

Эхнатон, живущий в правде
Эхнатон, живущий в правде

В романе «Эхнатон, живущий в правде» лауреат Нобелевской премии Нагиб Махфуз с поразительной убедительностью рассказывает о неоднозначном и полном тайн правлении фараона-«еретика». Спустя годы после смерти молодого властителя современники фараона — его ближайшие друзья, смертельные враги и загадочная вдова Нефертити — пытаются понять, что произошло в то темное и странное время при дворе Эхнатонам Заставляя каждого из них излагать свою версию случившегося Махфуз предлагает читателям самим определить, какой личностью был Эхнатон в действительности.Шведская академия, присуждая в 1988 г. Нагибу Махфузу Нобелевскую премию по литературе, указала, что его «богатая, оттенками проза — то прозрачно-реалистичная, то красноречивой загадочная — оказала большое влияние на формирование национального арабского искусства и тем самым на всю мировую культуру».

Нагиб Махфуз

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза
Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Проза / Советская классическая проза