Фараон и наложница

Его слова не произвели на Радопис того впечатления, которое он ожидал. Они даже не вывели ее из оцепенения. Радопис лишь чуть покачала головой из стороны в сторону, будто желая стряхнуть затянувшийся сон и безразличие. Таху охватил гнев, он грубо взял Радопис за плечи и стал отчаянно трясти ее.

— Проснись, — заорал он. — Разве ты не слышишь, что я говорю? Я — предатель. Таху — изменник. Я причина всех бед.

Тело Радопис неистово содрогнулось, она начала метаться и вырвалась из его рук. Она отстранилась на несколько шагов, посмотрела на его испуганное лицо, в ее глазах промелькнули страх и безумие. Его гнев и раздражение отступили, он почувствовал, как голову и тело охватила слабость. Глаза Таху помрачнели, он тихо и печально сказал:

— Я произношу эти зловещие слова столь искренне, ибо уже хорошо понимаю, что не принадлежу этому миру. Разорваны все узы, связывавшие меня с ним. Радопис, нет сомнений, что мое признание привело тебя в ужас, однако это правда. Мое сердце разбила отвратительная жестокость, мою душу терзают невыносимые муки с той самой безумной ночи, когда я навеки потерял тебя.

Таху умолк, чтобы дать своему встревоженному сердцу успокоиться, затем продолжил:

— Но я тешил себя надеждой, набрался терпения и смирился с неизбежным, решив выполнить свой долг до конца. Затем наступил тот день, когда ты вызвала меня в свой дворец, дабы убедиться в моей преданности. В тот день я утратил рассудок. Моя кровь закипела, меня охватило странное безумие. Безумие толкнуло меня в руки затаившегося врага, и я выдал ему наш секрет. Вот так верный командир стал подлым изменником и всадил своим товарищам нож в спину.

Таху отдался власти чувств, пока вспоминал свое предательство, его лицо искажали гримасы боли и горя. Его снова охватил гнев, и он жестоко посмотрел в ее испуганные глаза.

— Женщина, ты — источник порока и смерти. Твоя красота стала проклятием для всех, кто хоть раз видел тебя. Она истязала невинные сердца и принесла смерть во дворец, где кипела жизнь. Твоя красота потрясла древний и почитаемый трон, взбудоражила мирных людей и отравила благородное сердце. Воистину, твоя красота — воплощение зла и проклятия.

Таху умолк, хотя гнев все еще кипел в его душе. Видя, что ей больно и страшно, он почувствовал облегчение и удовольствие.

— Испытай мучительную боль и унижение, взгляни смерти в лицо. Никто из нас не должен жить. Я давно умер. От Таху не осталось ничего, кроме его славных, расписанных гербами военных форм. Что же касается того Таху, который участвовал в завоевании Нубии и чья храбрость на поле брани заслужила хвалу Пепи Второго, Таху, командира стражи Меренры Второго, его закадычного друга и советника, то его больше нет.

Таху быстро оглядел павильон, и на его лице промелькнуло выражение нестерпимой боли. Он больше не мог вынести удушающей тишины и Радопис, застывшей подобно безжизненной, но прекрасной статуе. Он глубоко вздохнул, подавляя чувство горечи и отвращения.

— Всему приходит конец, но я не откажу себе в самом суровом наказании, — произнес он. — Я отправлюсь во дворец и позову всех, кто хорошо думает обо мне. Я объявлю им о своем преступлении и разоблачу изменника, который выдал своего повелителя, хотя был его правой рукой. Я сорву награды, украшающие мою грудь, я отброшу в сторону свой меч и погружу этот кинжал в свое сердце. Прощай, Радопис, прощай жизнь, которая требует от нас гораздо больше, чем заслуживает.

Сказав эти слова, Таху удалился.

Конец