Фараон и наложница

— Разве ты уже не лишилась одной ценной вещи?

— Ах, да. Я осталась без одной из золотых сандалий, которые ты подарил мне.

— Как это произошло?

— Коршун схватил ее, пока я купалась в пруду. Однако я ума не приложу, как может исчезнувшая сандалия угрожать моей свободе.

— Не спеши, Радопис. Коршун унес сандалию, это правда. А ты знаешь, где он выронил ее?

По тому, как Таху говорил, она поняла, что ответ ему уже известен.

— Таху, откуда мне это знать? — шепотом откликнулась она.

Он вздохнул:

— Сандалия упала фараону на колени.

Его слова отдались в ее ушах грозным эхом и завладели всеми ее чувствами. Все остальное стерлось в сознании Радопис. Она растерянно смотрела на Таху и не могла вымолвить ни слова. Командующий внимательно вглядывался в ее лицо со страхом и подозрением в глазах. Он не знал, как она восприняла эту новость и какие чувства вспыхнули в ее груди. Таху не смог удержаться и тихо спросил ее:

— Моя просьба пришлась не к месту?

Радопис не ответила. Видно, она не слушала его. Она тонула в океане смятения, а волны бились о ее сердце. Молчание Радопис испугало его, Таху был не в силах вынести этого, ибо он прочел то, с чем его сердце отказывалось примириться. В конце концов терпение Таху иссякло, и гнев заставил его перейти к обороне. Он прищурил глаза и закричал на нее:

— Женщина, в каком мрачном царстве витают твои мысли на этот раз? Разве ужасная новость не тревожит тебя?

От его громкого голоса она вздрогнула всем телом, в ее сердце вспыхнуло негодование. Радопис уставилась на него с ненавистью в глазах, однако она подавила гнев, ибо намеревалась сама распорядиться своей судьбой.

— Тебе эта новость видится в таком свете? — холодно спросила она.

— Радопис, я понимаю, ты делаешь вид, будто не понимаешь, что все это означает.

— Как ты несправедлив. Разве столь важно, что сандалия упала фараону на колени? Думаешь, он убьет меня за это?

— Разумеется, нет. Но он взял сандалию в руки и спросил, кто ее хозяйка.

Радопис почувствовала, как ее сердце затрепетало.

— Фараон получил ответ на свой вопрос? — поинтересовалась она.

Глаза Таху застлал туман.

— При этом присутствовал один человек, которому не терпелось поставить меня в неловкое положение, — ответил он. — Парки распорядились так, что он стал мне и другом и врагом в одно и то же время. Этот человек ухватился за удобный случай и нанес мне предательский удар, рассказав фараону о твоей пленительной красоте, посеяв тем самым семя вожделения в его сердце и воспламенив страсть в его груди.

— Софхатеп?

— Тот самый — он мой друг и враг. Он пробудил соблазн в сердце юного фараона.

— И что фараон собирается делать?

Таху скрестил руки на груди и громко заговорил:

— Фараон не тот человек, кто довольствуется желанием, если нечто придется ему по вкусу. Если ему что-то понравится, то он непременно заберет это себе.

Снова воцарилась тишина, женщина стала добычей пламенных чувств, а в груди мужчины вселился страшный кошмар. Таху все больше злился, видя, что она ведет себя сдержанно, не проявляет ни тревоги, ни страха.

— Неужели ты не понимаешь, что это ограничит твою свободу? — гневно спросил он. — Радопис, свободу, которую тебе так хочется сохранить, о которой ты так печешься. Твою свободу, которая разбила столько сердец и погубила столько душ. Эта свобода привела к тому, что боль, горе и отчаяние стали казнями, обрушившимися на мужчин, коим довелось побывать на острове Биге.

Радопис не понравилось, как он расписывает ее свободу, и она дала волю своему возмущению.

— Как ты смеешь обрушивать на меня столь ужасные обвинения, если единственная моя вина заключается в том, что я отбросила лицемерие и не соврала одному мужчине, будто люблю его?

— Радопис, а почему ты не любишь? Даже Таху, могущественный воин, бесстрашно ринувшийся навстречу опасностям во время войны на юге и севере, воспитанный в колесницах, и тот любит. Почему ты не любишь?

Радопис загадочно улыбнулась.

— Интересно, дано ли мне ответить на твой вопрос? — спросила она.

— Сейчас меня это не интересует. Я не ради этого пришел сюда. Я хочу узнать, что ты собираешься делать.

— Не знаю, — спокойно ответила она с поразительным смирением.

Его глаза горели, словно раскаленные уголья, и гневно пожирали ее. Таху охватило безумное желание разбить ее голову на кусочки, но тут Радопис вдруг посмотрела на него, и он тяжело вздохнул.

— Я думал, что ты начнешь ревностно защищать свою свободу.

— Как по-твоему, что я должна делать?

Он сложил руки в мольбе:

— Бежать, Радопис. Бежать до того, как тебя увезут во дворец правителя, словно рабыню, и поселят в одну из его бесчисленных комнат, где ты станешь жить в одиночестве и рабстве, дожидаться своей очереди раз в году, коротать остальное время в печальном раю, который в действительности окажется жалкой тюрьмой. Радопис, разве ты создана для подобной жизни?

Она в душе тут же воспротивилась подобному вызову своему достоинству и гордости и дивилась, в самом ли деле ее ждет столь несчастная жизнь.