Фараоново племя

Помянув царя Давида в третий раз, Марианна рассказала Аиту о невидимых зверюшках — микробах, живущих вокруг людей. Он захлопал в ладоши и тут же удрал мыть руки. Что ж, все знания, которые есть у одной старой монахини, мальчик получит. Жаль, врачом ему не стать — математика и латынь. И «цветной» в альма матер. Немыслимо! Но за неимением шелковой бумаги, пишем псалмы на оберточной. Когда Аиту вернулся, Марианна показала ему гравюру — анатомический рисунок внутренностей. И до темноты, с грехом пополам подбирая правильные термины на пиджин, рассказывала, как устроено изнутри тело человека. Едва неуклюжий серпик луны поднялся над морем, к хижине прибежал перепуганный насмерть юноша чуть старше Аиту — его молодая жена собралась рожать первенца, а старухи отказались помогать чужачке. Помянув добрым словом акульего бога, Марианна подхватила саквояж и поспешила на выручку.

Маленькой китаянке пришлось нелегко — первые роды, крупный плод, страх. Но в свой срок на свет появилась красивая смуглая девочка. Внимательный осмотр не выявил никаких признаков проказы. Может быть ей повезет? Марианна помолилась о здравии, убедилась, что роженица вне опасности и отправилась отдыхать с легким сердцем.

Поутру монахиня проснулась к ранней мессе и целый день провела в трудах. И следующий день. И следующий за ним — словно кто-то влил молодое вино в старые меха. Марианна поспевала повсюду — лечила, утешала, молилась, показывала, как кроят платье и пишут буквы, убирала к венцу невесту, шила саван, варила суп в большом котле, сидела с отцом Дэниелом, когда воспаление печени снова свалило его. Силы били ключом, их хватало на всё и ещё оставалось на занятия с Аиту — юноша впитывал знания как земля воду. За считанные дни он выучил четыре действия арифметики, подобрался к дробям и угольком на доске вывел первое «esse». Esse homo — не чета иным белым. Но кесарю кесарево, у Марианны давно уже хватало мудрости не менять то, что не менялось.

Через две недели приплыла лодка. Будь благословен, жирный старый жулик! Четыре Библии в переводе на гавайский. Бинты, йод, хинин, карболка, каломель, камфара, сахар, мука, рис, саго, мыло и простыни — пусть враги веры Христовой спят в тропической хижине без простыней и москитной сетки. И бочонок карибского рома — капелька алкоголя дезинфицирует воду, придает сил ослабевшим и останавливает злокачественный понос. Из-за бочонка, пузатого и соблазнительного, и начался бунт — на острове давненько не водилось спиртного, а любопытные глаза туземцев тут же заметили выпивку.

Марианна перевязывала больного в мужской хижине госпиталя, когда раздался многоголосый шум. Разношерстная толпа подвалила из леса, вооруженная кто во что горазд — палки, пращи, камни, дубинки, утыканные острыми раковинами. Разгневанные мужчины орали на нескольких языках разом, Марианна понимала их через слово. Что-то про проклятых белых людей, которые привезли на острова китайских кули и приманили ненавистную проказу. Про месть и справедливость, о которой давно забыли. Про то, что добрая выпивка облегчает боль и радует душу, а жир вытопленный из головы европейца, заживляет лепрозные язвы. Марианна захлопнула дверь хижины и торопливо подперла её аптечным шкафом.

Снаружи разнеслись крики и страшная брань. Рыжебородый боцман Ян Клаас не стал искать правых и виноватых, его тяжелые кулаки равномерно отвешивали удары. На мгновение показалось, что страх перед наказанием отрезвит бунтовщиков. Но взметнулись и опустились дубинки, раздался жуткий хруст ломающихся костей. Потом сквозь плетеную стену просочилась тоненькая змейка дыма. Лежачие прокаженные взвыли от страха.

«Они сожгут меня заживо, вместе с больными», — отстраненно подумала Марианна. И вздрогнула — звонкий голос Аиту убеждал соплеменников опомниться, не карать тех, кто потратил жизнь на возню с обреченными, не гневить ни Христа ни свирепого Тангароа. Справедливость существует, бог слышит нас и отвечает, как может. У нас есть друзья и родные, море и белый песок, цветы лехуа, песни птицы ививи, жемчуга и раковины. А у Христа на кресте никого не было, даже отец оставил его.

Звук удара прервал горячую речь. Упал. Убили! Одним рывком Марианна отодвинула шкаф от двери, выбежала наружу, готовая драться за юношу как волчица бьется за своих щенков. Слава богу!

Отец Дэниел уже стоял над упавшим, протянув перед собой распятие, словно щит. Гулким и властным голосом он повторял псалом — ничего больше, только слова Давида.

…Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой; извлек меня из страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои и утвердил стопы мои…