Фараоново племя

Джулия огляделась — на импровизированной полукруглой сцене у дальнего края набережной что-то происходило. К барабанам присоединились скрипки и кларнет-виртуоз. Вспыхнули факелы по краям сцены, служители зажгли лампы с кокосовым маслом. Взметнулась в небо тоскующая мелодия — словно над Папеэте собиралась буря, злой ветер хлестал облака, а берег замер в настороженной тишине, ожидая первых ударов волн. Толпа собралась мгновенно — пестрые птицы, что слетелись на охранительный свет маяка. Джулия тоже встала — ей сделалось любопытно.

Когда пространство перед сценой заполнилось до отказа, скрипки замолкли и барабаны на мгновение остановились. Танцовщица появилась из тумана беззвучия — только звон браслетов на узких щиколотках, да щелчки унизанных кольцами длинных пальцев. Высокая, гибкая, она была одета в серый шифон — многослойные шаровары, тонкий пояс, охватывающий рубаху и огромные рукава, тут же подхваченные ветром. Скрипка снова заговорила, дымные крылья взметнулись в такт. Буря бросала женщину-чайку о скалы, скидывала на гребни валов, кружила в потоке воздуха, угрожала огнями. Несколько раз ткань проносилась так близко от пламени, что казалось — танцовщица вот-вот вспыхнет. Но мелодия всякий раз уводила женщину от опасности, позволяла укрыться в шхерах, кануть в облако, подняться над утомленным миром, парить выше бури и наконец опуститься в доверчивые ладони синей лагуны. Рукава-крылья взметнулись в последний раз, серебряные браслеты смолкли, зрители разразились бешеными аплодисментами. Удивленная Джулия обратила внимание — танцовщица плакала, не скрываясь, размывая слезами грим. И у зрителей то тут то там предательски блестели глаза — у миллионеров, туристов, матросов и рикш, у их жен и подруг. Видимо, здесь не принято прятать чувства… Клетчатый однофамилец Тулуз-Лотрека оказался прав — это стоило видеть.

— Лучший выход Антуанетты, — громко прошептала какая-то сентиментальная дама, склонившись к уху своего кавалера. — Лучший и последний.

— Она любила маэстро Германа всей душой, — подтвердил мужчина и осторожно промокнул платком лицо. — Когда он сочинил свой шедевр, Антуанетта решила сотворить танец. Мы уговаривали, просили, молили…

Толпа колыхнулась, и Джулия так и не услышала, из-за чего танцовщица решила отказаться от волшебства сцены. Жаль, конечно, безумно жаль. С моря потянуло холодным ветром, компания моряков затянула немецкий марш пьяными голосами. Похоже, пора возвращаться.

Наутро, отдав должное кулинарным талантам мадам Техуры и её расторопных служанок, Джулия нарядилась в красное платье, отделанное по вороту причудливой вышивкой, и отправилась в картинную галерею Папеэте. Художницу немного знобило, словно перед экзаменом в колледже — происходило что-то странное, но она не понимала, что именно. Загадочные взгляды прохожих, перешептывания соседей по пансиону, слезы танцовщицы и истерика её товарки, случившаяся вечером во дворе отеля — длинноногая красотка визжала, бранилась как рыночная торговка и топтала ногами какую-то тряпку. Дело в ревности и любви. Или… Джулия не особо любила совать нос в чужие судьбы и тайны. А вот картины она любила и всегда жадно всматривалась в чужие полотна.

В галерее выставлялись в основном копии, списки с работ, сотворенных на острове за последние двадцать лет. И каждое полотно было в своем роде шедевром. Круглобедрая таитянка в цветочном поясе, с младенцем у пышной груди и ягненком, свернувшимся у ног. Катание на досках — юноши смеются, перекрикиваются о чем-то не слышном, но подразумеваемом, девушки в крытой лодке восхищены и лишь у старухи на берегу испуганное лицо — она смотрит на акулий плавник вдалеке. Увы, натюрморт в стиле малых голландцев — груда рыбы на деревянном блюде, расколотые кокосы, свежая зелень. Вариация «Розового заката» Питера ОТула. И далее, далее, далее… словно тропическое солнце наполнило кисти волшебной силой. Джулия улыбнулась — над всего лишь выждать время, и таитянская магия сделает свое дело.

— Время тут не причем, драгоценная барышня! Маэва!

От знакомого, бархатистого, медоточивого голоса Джулия вздрогнула. Клетчатый Тулуз-Лотрек подкрался незаметно и подслушал — похоже последние слова она произнесла вслух.

— Маэва! Мне казалось, мистер Лотрек, что дело именно в солнце, особой мягкой прозрачности воздуха и атмосфере вечного праздника. Нам, художникам, всегда не хватает тепла.

— Так вы не знали секрета? Вы приехали не к великому тахуа на ритуал красных повязок? — Подвижное лицо клетчатого господина сложилось в уморительную гримасу.

Джулия рассмеялась.

— Но ведь вы художница, барышня?

— Да.

— И мечтаете написать свой шедевр? Лучшую в жизни картину?

— Да, — потупилась Джулия.