Фарфоровое лето

Она вышла и вернулась с корзиной, полной тонкого хвороста, он сразу же разгорелся, стал потрескивать и пощелкивать, лишь когда Агнес положила сверху толстое буковое полено, пламя утихомирилось. Я наслаждалась этим огнем в начале лета, Бенедикт сидел рядом со мной, зевнув, он потянулся и сказал:

— У тебя уютно, Агнес, — и добавил:

— Почти так же, как у Чапеков.

Этого ему говорить не следовало.

Агнес рванула к себе кастрюлю с молоком, которую как раз собиралась поставить на огонь. Молоко брызнуло на уже разогревшуюся плиту, сразу же запахло горелым. Скомканной газетной бумагой Агнес начала вытирать плиту, она не поднимала головы.

— В последнее время у Чапеков было не так уж и уютно, — сказала я. — Бенедикт ушел оттуда.

Агнес подошла, встала у стола.

— Навсегда? — спросила она.

Бенедикт кивнул.

— Теперь ты останешься здесь?

— На какое-то время, — ответил Бенедикт. — Так что из одного деревянного дома я перебрался в другой. Но твой дом лучше, Агнес.

— Я знаю, — сказала Агнес. — Это и твой дом, Бенедикт. Я строила его не только для себя.

Бенедикт не нашелся сразу, что ответить.

— Спасибо, Агнес, — сказал он после минутного молчания. — Я знаю, как ты ко мне относишься. Посмотрим.

Я поняла, что он хочет уклониться от ответа, не связывать себя обещанием. Но в тот момент для Агнес было достаточно вывести Чапеков из игры. Я подумала о Руди, и у меня впервые возникло чувство вины, которое я тут же заглушила. Мой взгляд упал на чемодан, все еще стоявший у входа. Агнес вела себя так, как будто его не существовало.

— Вы сегодня же возвращаетесь домой? — спросила она меня.

— Кристина останется здесь, — объявил Бенедикт.

— Здесь всем не хватит места, — запинаясь, пробормотала Агнес, — может быть, у столяра, где я жила раньше?

— Агнес, у тебя есть комната для меня, моя комната. В ней будет спать и Кристина.

Я всегда считала себя современной, раскрепощенной женщиной, лишенной предрассудков. В тот момент я напрочь забыла об этом, съежившись на скамейке. Для Агнес я все еще была женой Конрада.

Агнес подложила дров, и отсвет огня упал на ее лицо.

— Понимаешь, — сказал Бенедикт, — мы не хотим тебя обманывать.

— Господин доктор, — сказала мне Агнес и отвернулась, чтобы вытереть руки, — упоминал, что вы дружите с Бенедиктом.

Я тут же потребовала, чтобы она рассказала о своей встрече с Конрадом. Что она и сделала. Правда, я была убеждена, что она рассказала не все. Потом Агнес вышла и долго не появлялась. Мы с Бенедиктом сидели за столом, изредка переговариваясь, и ждали. Наконец она появилась, неся еду и вино, сама она ничего не ела и не пила.

В комнате Бенедикта над кроватью висела картина с красавицей, окруженной парящими ангелами, в выстеленной бархатом лодке. Бенедикту картина была хорошо знакома, и все же он не мог не рассмеяться. Я прижала палец к губам.

В последующие дни мы обследовали территорию, примыкающую к дому, совершали маленькие прогулки в деревню. Часто мы сидели в саду и читали. Бенедикт привез в своем полотняном мешке множество книг. Мы не знали, как подступиться к Агнес, почти не разговаривавшей с нами, избегавшей нас. Лишь оставаясь наедине с Бенедиктом, она оживлялась. Ему не удалось скрыть от нее, что он повредил ногу, я не знаю, сказал ли он ей, как это произошло. Как бы то ни было, она не допускала, чтобы я чистила и перевязывала раны. Она сама очень тщательно проделывала это по утрам и вечерам. Я заметила, что ей не хочется, чтобы я присутствовала при перевязках, и вообще я чувствовала, что меня не хотят, а только терпят. Агнес не так представляла себе совместную жизнь с Бенедиктом. Ее привязанность ко мне, раньше так часто проявлявшаяся, сменилась заметной недоброжелательностью. Ночами мы с Бенедиктом тихо лежали в его постели, разговаривали только шепотом, а если осмеливались любить друг друга, то подавляли малейший вскрик нашего счастья.

За садом Агнес, там, где начинались поля, проходила заросшая сорняками канава. Я часто перебиралась через нее, чтобы посмотреть на широкую, засаженную пшеницей и кустиками кукурузы равнину, взгляд свободно скользил по ней, останавливаясь лишь на группах растрепанных деревьев и на спесиво торчавших вверх силосных башнях. На горизонте можно было разглядеть церковь с двумя башнями, посещавшуюся обычно паломниками, а рядом с прямой лентой дороги чернели покоробившиеся от непогоды прошлогодние стога. Куры с соседних участков рылись в канаве в поисках пищи, ненадолго взлетая, когда воздух разрывал пронзительный скрежет шкива из механической мастерской. Но такое происходило нечасто. Я как раз сидела на поросшем травой краю поля, когда появилась Агнес, чтобы выбросить мусор в канаву. Заметив меня, она испугалась и хотела тихонько повернуть назад.

— Агнес, — сказала я, — не уходи, я должна у тебя кое-что спросить.

Агнес крепко сжала ручку своего мусорного ведра, как будто это могло ей помочь.